Ю Мартов - Письма и документы (1917-1922)

Атмосфера моральная, как сказано, удушливая. Живем скучно. Сильных ощущений, кроме время от времени от вновь поднимающейся, набившей оскомину, травли меньшевиков с террористическими выкликами, вовсе не знаем; да и то с каждым разом даже эти проявления истерии становятся все более казенными, лишенными искры энтузиазма и не находящими отклика даже в большевистских массах. В большевизме страшный застой мысли: ни порывов, ни "святого беспокойства" за завтрашний день революции не видно. Типичным представителем власти и правящей партии стал Каменев, сытый, с свиными глазками, подчас с манерами доброго папаши-лордмэра, пекущегося о "населении вверенной ему губернии", подчас разражающийся грозными филиппиками против внутренних и внешних врагов, но и это без внутреннего огня и без убеждения; говорят, после 5 минут разговора на общую тему о перспективах она начинает зевать. Троцкий в январе размахнулся было "величавой" аракчеевской утопией милитаризации труда и "трудармий"255 и скоро уже остыл, увидя, какая истинно российская ерунда из этого получается, и обрадовался, когда Пилсудский256 дал ему возможность вернуться к привычному занятию -- разводам, парадам и награжденью знаменами. Радек из германского плена вернулся освежившимся, взбудораженным и критически настроенным, позволяя себе в частных разговорах "ужасаться" по поводу коррупции, "казенщи-ны" и духовной смерти большевизма и публично критиковать планы милитаризации и отстаивать самодеятельность пролетариата. Его пару раз слегка посекли, и он пришел к выводу, что при данном режиме можно "влиять", только пролезши в Центральный комитет. Для этого он пополз на четвереньках, с большим трудом, но пролез-таки, опредательствовав по отношению к оппозиции, которая сформировалась перед последним съездом партии257, да так на четвереньках и остался и теперь превратился в чистейшего официоза, который сегодня доказывает, что в Германии до революции очень далеко, потому надо ввести в III Интернационал независимых, а завтра -- что независимых надо гнать в шею, ибо все созрело; сегодня уверяет, что наша программа -- отбить нападение Польши и заставить "панов" подписать мир, чтобы вернуться к "мирному строительству", а буквально назавтра -- что мы мира с "панами" не подпишем, а, пройдя Польшу и поставив там советскую власть, вторгнемся в Германию, чтобы подать руку коммунистической революции, которая к осени там разразится. Даже Ларин... перестал писать проекты и почти замолк. Рыков, Томский258, Шляпников259 пытались поднять большую бучу, отстаивая влияние профессиональных союзов на управление производством против "единолич-ного начала" и милитаризации. Рыков капитулировал на самом съезде. Томский -- после съезда партии, а Шляпникова до съезда угнали в Европу раскалывать профессиональное движение. После предательства вождей рядовая оппозиция, которая действительно первый раз была широкой и обнимала рабочих-профессионалистов и многих местных деятелей, восстающих против мертвящей гиперцентрализации, а также идеалистов, возмущенных чекистами и коррупцией, была легко раздавлена. На Украине ее "выжигают каленым железом", ссаживая с мест, ссылая на фронт и в глухие углы. То же и в других местах. На днях в Туле выслали на фронт 200 рабочих-коммунистов, упорно стремившихся ссадить свой комитет и Исполком, состоящие, по признанию даже здешних большевиков, из делячески полууголовных элементов.

Этот факт глухой и неосвещенной сознанием внутренней борьбы внутри большевизма -- может быть, самый важный в теперешних событиях, хотя его результаты не скоро скажутся. Господствующая в партии диктатура и культ Ленина мешают оформляться оппозициям и убивают в корне гражданское мужество. Но уже сейчас видно, что если наступит внешний мир и исчезнет угроза ликвидации всего и атмосфера станет менее напряженной, то не только рабочие вообще подымут голову, но и среди коммунистов начнется взаимная грызня. Это тем более неизбежно, что всасывание ими отбросов из всех партий-интернационалистов, социал-демократов, эсеров правых и левых, бунда, анархистов и даже кадетов, вроде Гредескула260, ныне познавшего свет истинной веры -- еще более разжижает первоначальную консистенцию большевизма, чем то делало ранее пропитание партии присосавшимися авантюристами.

По части переходов к коммунистам за последнее время наша партия особенно отличилась. Ушли, кроме Хинчука, Яхонтова, Дубровинской261 еще Чиркин262, Булкин (!), Илья Виленский263, а теперь и своевременно исключенный нами Майский264. Вообще, бывшие ультраправые особенно часто переходят. Не все, конечно, по шкурным или карьерным соображениям. Многие "левеют" искренно, подталкиваемые бессознательно потребностью отдаться без гамлетизма265 той общественной работе, которая сейчас монополизирована государством и в области которой, конечно, кое-что положительное делается при всей бестолочи. Искренно, конечно, перешел Виленский. [...] Заславский266 поместил в печати письмо о том, что убедившись в том, что ошибался в оценке большевизма, он отказывается от политики и предается отныне одной культурной работе. В партии (особенно на юге) все еще сильно ультралевое крыло, которого лидеры, вроде Бэра, вероятно, в конце концов, уйдут, но которые пока своим требованием "еще смягчить тон" борьбы с большевизмом и стремлением замазывать вопрос об отношении между демократизмом и "советизмом" и о политике по отношению к крестьянству вносят большую смуту.

Партия живет и работает кустарно и урывками, ловя благоприятные моменты вроде профессиональных съездов или выборов в Совет, чтобы высунуть нос наружу. Устойчивой, постоянной работы не может быть и, верно, не будет, пока не будет мира России с Антантой. А будет ли он? Кроме Антанты, тут много зависит от большевиков, которые все больше (не исключая и "самого"267) влекутся стихией, сегодня увлекающей их воевать с Польшей до советской революции в ней, а завтра -- поднимать мусульманский Восток против Англии. Не забудьте, что от военных комиссаров и командиров до чекистов и новейших интендантов колоссальных органов снабжения, масса лиц заинтересована, как это было во Франции в 1794 г.268, чтобы внешняя война стала перманентной, а все фанатики и доктринеры коммунизма искренно боятся мира с Европой и особенно торговли с ней, которая будет разлагать все "устои".

Мне живется пока сносно. Много приходится работать в ЦК, потому что осталось нас немного: Фeд[ора] Ильича сослали, многие сильно потрепаны и нуждаются в летнем ремонте. [...] В. Н. Крохмаль269 крепко сидит в тюрьме по делу "центросоюза", обвиняется в операциях с Беркенгеймом, производившихся за спиной большевистских членов правления. Мой брат Владимир уже 2 мес. как арестован по делу "Союза возрождения", по которому с год почти сидит