Константин Сахаров - Чешские легионы в Сибири (Чешское предательство)

Исключительно лишь вооруженной силой можно было заставить этих «интервентов» вернуть захваченные паровозы и вагоны. А все русские войска были отвлечены на фронте, где с каждым месяцем борьба становилась интенсивнее, упорнее, тяжелее. Русским железнодорожникам приходилось принять факт этого ограбления и изворачиваться тем подвижным составом, который оставался в распоряжении русского министра путей сообщения.

Сибирская магистраль тянется на тысячи верст, и проходит густою тайгой или беспредельными степями. Большевики и их агенты в Сибири направили все внимание на эту важнейшую артерию, питавшую армию и страну, обеспечивавшую также вывоз сырья. Они организовали несколько больших банд, которые, укрываясь в тайге, в глухих местах, производили оттуда систематические нападения, устраивали крушения поездов.

Чтобы иметь крепче и вернее железную дорогу в своих руках, интернациональный железнодорожный комитет решил поставить свои войска на охрану ее: от Владивостока до Байкала — японцы, около Байкальского озера — 30-й американский полк и румыны, участок Иркутск — Томск — Новониколаевск — три чешские дивизии, Новониколаевск — Барнаул — Бийск поляки. [32] 5-ая польская дивизия, сформированная французами в Сибири и впоследствии также преданная большевикам чехами. Чехи не хотели долгое время становиться на охрану, но союзники припугнули их, что не дадут им в будущем морского транспорта в Европу. Тогда легионеры подчинились приказу.

Но охрана железной дороги неслась ими крайне своеобразно. Если учащались случаи нападения банд на какой-либо участок со стрельбой, с убийствами часовых и с крушениями поездов, — то усиливались караулы, ловили нескольких разбойников, вешали их, а банду отгоняли в тайгу. И на этом успокаивались. Когда местная русская власть предлагала им дело довести до конца, преследовать банду и уничтожить ее с корнем, — получался стереотипный ответ:

— «Это не наше дело…»

Если же большевицкие банды после этого производили повторные нападения на караулы, то чехи устраивали так называемую карательную экспедицию. На угрожаемом участке чешские «охранители порядка» сжигали два-три богатых сибирских села, — за их, якобы, отказ выдать преступников-бандитов.

Это вызывало вполне понятное страшное озлобление мирного крестьянского населения, сыновья которого сражались за русское национальное дело в рядах белой армии. Чехами разжигалась вражда, и ряды большевицких шаек пополнялись. На всех станциях железной дороги, от Иркутска до Томска и Новониколаевска, были чешские коменданты, которые гнули спины перед представителями Антанты, были сдержанно-вежливы по отношению к русским властям и проявляли недопустимое высокомерие и хамское пренебрежение к русскому населению.

Таково было положение на Сибирской железной дороге в то время, когда роль ее выдвигалась на первое место и приобретала огромное значение в деле обеспечения успеха в великой русской отечественной задаче.

К весне 1919 года чехов разместили вдоль железной дороги по квартирам. Но они заявили, что поездов, двадцать тысяч вагонов, они не отдадут; чешское командование выставило к этим вагонам, нагруженным краденым добром, усиленные караулы. Все это делалось под покровительством чешского главнокомандующего, французского генерал-лейтенанта Жанена.

В середине марта 1919 года на меня было возложено поручение адмиралом Колчаком осмотреть гарнизоны всех больших городов Сибири. Проездом из Владивостока. некоторые из них я посетил вместе с английским генералом Ноксом. В Иркутске нас пригласил к себе командующий войсками округа, генерал-лейтенант Артемьев. Во время разговора он развернул перед нами ужасную картину разнузданности чехов-легионеров и вреда, приносимого ими населению. Старый боевой русский генерал-лейтенант трясся от гнева и от сдерживаемого негодования — поставить на место эту трусливую, развращенную массу чехов, которых в свое время взял не мало в плен и корпус генерала Артемьева в Галиции и в Польше.

Представитель Великобритании Нокс, который был отлично в курсе всего, который и сам возмущался в интимном кругу воровством и разнузданностью чехов, — теперь только пожимал плечами и говорил, что надо терпеть, так как «в будущем чехо-словацкие войска могут-де принести пользу.»

Ненависть и презрение к дармоедам, обокравшим русский народ, призвавшим его к совместной борьбе с большевиками, а потом трусливо спрятавшимся в тыл, — возрастала в массах населения сибирских городов, в деревнях и в армии. Проезжая по улицам Иркутска, Красноярска и Новониколаевска, я обращал внимание Нокса на пестревшие на заборах во многих местах надписи мелом и углем: «Бей чехов! Спасай Россию.»

Нокс пожимал плечами и бормотал что-то о несдержанности русского народа.

Весну, лето и начало осени 1919 года чехи провели в тылу Сибири. Ни одна чешская часть, ни один легионер не принял участия в борьбе против большевиков.

Как было упомянуто ранее, сейчас же после переворота 18 ноября 1918 г., чехи заняли по отношению к адмиралу Колчаку враждебную позицию. Только Гайда прислал ему в первый же день телеграмму с выражением своей преданности и готовности поддержать его. Этот жест усилил еще более расхождения между чешскими генералами. Положение Гайды сделалось очень непрочным, так как чешский национальный комитет стал всецело на сторону Сырового. Гайда представил все дело адмиралу Колчаку так, что его-де, за преданность русскому верховному правителю, выживают с высокого командного поста. Колчак, поддавшись своему доброму сердцу и импульсивности характера, сделал чеху почетное предложение — занять пост командующего 1-й Сибирской армией. С низким поклоном и со словами льстивой благодарности принял Гайда милость высокого русского военачальника. Таким образом Гайда вступил в ряды русской армии и был зачислен в нее чином генерал-майора.

Лучшим русским обществом и офицерством эта весть была принята как унизительная пощечина. Уже и тогда ходили в Сибири слухи, что Гайда самозванец, что он на самом деле бывший фельдшер, обманным способом принявший чин офицера при его дезертирстве из австро-венгерской армии в Черногорию. Но эти слухи опровергались официально, а адмирал Колчак, поверивший Гайде безгранично, запретил распространение их под угрозой суровой кары. Чехи же скрывали правду, по вполне понятным причинам.

Теперь, по истечении десяти лет, положение вещей выяснилось. Оказывается, в этом человеке все ложно, начиная с имени. [33] «Münchener Neueste Nachrichten», № 25, 26. Januar 1928, «Der Hochstapler als Generalstabschef». Не Radola Gaida, а Rudolf Geidl, окончил курс 4-х гимназических классов в Богемии в 1908 г. Два года за тем он изучал при университете косметику, после чего поступил фармацевтом в аптекарскую лавку.