Максим Марголин - Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!»

— А с ёй никто с войны не говорит. Ни единого слова.

— Как это? — поразился отец. — Почему?

— А у ёй с немчиком любовь была, когда тут ихний гарнизон стоял. С тех пор и не разговаривают. В упор, как говорится, не видят.

— А как же она живет?

— Да живет себе помаленьку. На ферме работает, свиньям еду дает. Може, с ними и разговаривает, а у нас не… Вычеркнули мы ее…

После войны тогда прошло почти сорок лет!

Война везде была страшной, но, как мне кажется, в Белоруссии она была страшной втройне. Именно на этих скромных, небогатых землях сначала Красная армия претерпела стремительное и ужасающее поражение, а потом там развернулся бесчеловечный режим оккупации. Гитлеризм на белорусской земле показал себя так, как, возможно, нигде больше на оккупированных территориях Европы. Но и сопротивление ему там было оказано тоже как нигде — самое отчаянное.

Очень много сегодня появляется работ и профессиональных историков и энтузиастов о коллаборационистах. Они разные, эти труды. Например, один литовский историк в своей книге о литовских полицейских батальонах (отчаянно, кстати, лютовавших на земле Белоруссии) тщательнейшим образом исследовал всё: штатную численность этих формирований, их материально-техническую базу, состав вооружений, подвижную часть — сколько лошадей, сколько телег и машин и так далее, но ни единым словом, читатель, ни единым словом не упомянул, а чем они занимались, в частности, на белорусской земле. С прибалтами, впрочем, все ясно. Их полицаи и другие военизированные и армейские части в составе ваффен-СС боролись с большевиками за свою свободу и независимость. И вообще, чтобы рассуждать об этом, надо сначала понять их боль и трагедию, так они все утверждают.

Ну, мы позже обо всем этом поговорим. Но вот и некоторые русские авторы в современной России выпускают книги, в которых выдвигают тезис о том, что русские коллаборационисты на оккупированных территориях — вовсе не примитивные пособники гитлеровцев, предатели и продажные шкуры, а тоже «идейные борцы со сталинизмом», ненавистники режима и «строители возрожденной России». Такие, мол, справные, хозяйственные мужики. Ликвидировали колхозы, разрешили частную собственность, договорились с отдельными прогрессивными генералами вермахта и зажили раздольной русской автономией под номинальной сенью германского орла. А партизаны — это просто бандиты во главе с безжалостными чекистами, для которых русская жизнь и русская кровь ничего не стоят, а главное для них — это сталинские приказы. Почитайте хотя бы опус некоего господина Сергея Веревкина под заглавием «Самая запретная книга о Второй мировой. Была ли альтернатива Сталину?», в которой он, захлебываясь от восторга, рассказывает о так называемой Локотской республике, созданной на части оккупированной немцами территории Брянской области.

Так вот, к слову, о «справных мужиках»…

«Выписка из протокола допроса Сергеева Сергея Игнатьевича 28 июля 1945 года. 12.00. старший следователь отдела ББ (борьбы с бандитизмом. — Примеч. авт. ) УНКВД Бобруйской области ст. лейтенант Омельяненко.

(Вначале допрашиваемый — бывший начальник полиции Глусска — рассказал о расстреле 800 евреев 5–6 декабря 1941 года. — Примеч. авт ).

— Скажите, у вашего помощника из полиции Кулешевского Михаила Яковлевича в начале войны находились ли на воспитании трое еврейских детей, которых он взял воспитывать у еврея, своего соседа? Если да, то где эти дети находились во время оккупации Глусского района немцами?

— Да, такой случай имел место. После расстрела 800 евреев в местечке Глусск 5–6 декабря 1941 года, не знаю, какими судьбами, уцелело 8 еврейских детей, сколько девочек и сколько мальчиков, не помню. Они были в возрасте от 3 до 12 лет. Так же не знаю, какими судьбами эти дети евреев попали в русские семьи граждан местечка Глусск. Помню, что 2 девочки исключительной красоты в возрасте 6–8 лет находились в доме моего помощника Кулешевского М. Я., двое детей находились в доме Александра по фамилии Петриковец, остальные у кого находились — не вспоминаю. Тогда ко мне кто-то из граждан, у кого находились эти еврейские дети, обратился за справкой, нельзя ли записать их в свою семью? Так как я сам не мог на это ответить, я обратился за разъяснением к начальнику орт-комендатуры майору Бителю, он мне ответил — нельзя и предложил их всех учесть. Это его распоряжение я выполнил — отдал приказ своему писарю Соколовскому Андрею Васильевичу переписать их всех. Дети оставались у граждан. Примерно числа 20–25 декабря 1941 года я получил распоряжение начальника гестапо лейтенанта Кильпа собрать этих детей у костела на валах и расстрелять их. Это распоряжение лейтенанта Кильпа я выполнил.

Через полицейских я сообщил гражданам, у кого находились эти дети, чтобы они их привели в управление полиции. Граждане сделали это. Двух девочек, которые находились в доме Кулешевского, привел он сам.

Для выполнения расстрела этих детей я выделил группу полицейских: я сам, моего помощника Кулешевского М. и полицейских — Товстик Евстрата, жителя деревни Козловки Первые, Чернушина Куприяна, жителя деревни Жолвинец, Новицкого Федора, жителя местечка Глусск, Брюченка Флора, жителя местечка Глусск и Чугайло Владимира, жителя деревни Поречье Октябрьского района, проживал в собственном доме в местечке Глусск.

Примерно в 16 часов дня мы взяли этих детей и повели к костелу на валах. Малышей из них полицейские несли на руках. Прибыв к намеченному месту расстрела около костела на валах, там мы нашли уже готовую вырытую яму. Кто ее вырыл, не знаю, но полагаю, что по распоряжению гестапо это сделал начальник городского управления Головченко Сергей. Тогда я обратился к присутствовавшим на месте расстрела вышеперечисленным полицейским со словами: „Хоть и жаль, но выполнять приказ надо. Кто желает производить расстрел?“ Изъявил согласие Чугайло Владимир, просился и полицейский Брюченок Флор, но Чугайло В. его оттолкнул, утверждая, что тот не сможет. Поэтому всех восемь детей евреев расстрелял Чугайло Владимир сам в нашем присутствии. Расстрел производили так: полицейский Брюченок Флор подводил, а малышей-детей подносил к яме, ставил их на краю ямы лицом к яме, а Чугайло Владимир расстреливал их из винтовки в затылок на расстоянии 5–6 метров. Таким порядком по одному были расстреляны все восемь детей евреев.

Все остальные вышеупомянутые полицейские, я и мой помощник Кулешевский М. стояли там же, около ямы. Случаев побега детей или сопротивления не было. После расстрела всех полицейский Брюченок Флор снял с одного расстрелянного ребенка теплое пальто детское для своего ребенка. Я не возразил ему. Яму с расстрелянными трупами детей зарывали полицейские: Новицкий Федор и Брюченок Флор. Две лопаты для этих целей мы захватили из управления полиции, когда взяли детей на расстрел…»