Юрий Маслов - Белогвардейцы

горло хлебным квасом, которым их снабдила заботливая хозяйка, шумно выдохнул:

- Хорошо!

- Хорошо, - согласился Федя. - Теперь мой черед. - Он ловко сграбастал свое и полковничье нижнее белье. - Заодно и с насекомыми разделаюсь. Не возражаете?

- Это ты вшей так деликатно называешь?

- Ну а кого же? Я думал, они только мужиков грызут, а вчерась смотрю, и вы... того, почесываетесь.

- Вши, Феденька, и крысы - бесплатное приложение гражданской войны. Как только в стране заваруха - они тут как тут.

Федя задумался.

- Тоже, что ль, от голода звереют?

- А черт их знает! - Полковник набросил на плечи махровое полотенце и принялся яростно, с удовольствием растирать свое еще крепкое, сорокадвухлетнее тело.

- Гнида - она и есть гнида, - подвел итог своим размышлениям Федя. Знает, когда на халяву можно кровь чужую попить. - И, не дожидаясь ответа, в котором впрочем, и не нуждался, снова нырнул в горячую темень баньки, плеснул на камушки и, напевая: "Папа

- турок, мама - грек, а я русский человек", полез на полок.

- Папа - турок, мама - грек... - непроизвольно повторил полковник, улыбнулся и подумал, что в этой забавной присказке, которую Федя распевает и в горькие, и в радостные минуты жизни, заложена великая правда их белогвардейского лозунга: "За Единую и Неделимую!" Действительно, как же ее, Россию, можно разделить?

Расчленить? Ведь она приютила и взяла под свое крыло многих - и татар, и немцев, и греков, и грузин... Да несть числа всем этим племенам и народностям! И все эти племена за последние сто-двести лет вступали друг с другом в кровное смешение. И выходит, что дети этих племен и есть Россия! А ее - на части! Рвут на части, как голодные псы кусок мяса! Да разве такое возможно?!

Настя накрывала на стол - квашеная капуста, солененькие грибочки, нарезанная аккуратными кусочками холодная свинина. И - мой бог! - блины горкой! Полная тарелка!

Нестеренко сидел у печки и, разомлев то ли от выпитого стакана самогонки, то ли от огня - полковник этого так и не понял, - наблюдал за хозяйкой. В глазах - откровенная похоть мартовского кота.

- С легким паром! - сказала Настя, когда Вышеславцев шагнул в комнату.

Нестеренко живо вскочил, помог полковнику снять шинель и заметался, не зная, куда ее пристроить.

- На кровать положите, - Настя отдернула занавеску. - Вот на эту, справа... И спать теплее будет и... Они повернулась к Вышеславцеву лицом: Как мне вас величать-то?

- Владимир Николаевич.

- Владимир Николаевич, - повторила Настя, поправляя волосы. - Садитесь к столу, Владимир Николаевич. После баньки и выпить не грех.

- Рюмочку можно. - Полковник взглянул на часы, затем на Нестеренко, который, исполнив свои обязанности, снова развалился возле печки, и подумал, что вахмистр все-таки приличная свинья. Даже Федя, несмотря на свое мужицкое происхождение, крайне тактичен и почтителен ~ знает за столом свое место, а этот... Этот безграмотный вахмистр, которого от Феди отличает лишь городское происхождение - сын приказчика, - откровенно презирает последнего - мужик! с офицерами держится слишком вольно, почти на равных, и это неумение держать дистанцию частенько выходит ему боком. ("Куда ты лезешь... со свиным рылом в калашный ряд?")

- Нестеренко!

Вахмистр мгновенно вытянулся.

- Передай Задорожному и Крымову, чтобы удвоили караулы. Смена часовых каждые два часа. И обоих пригласи ко мне... К одиннадцати. Понятно?

- Так точно, господин полковник.

Вместо привычного "исполняй" Вышеславцев брезгливо повел кистью руки, и Нестеренко кубарем выкатился за порог.

- Строги вы, - улыбнулась Настя, ловко переворачивая на сковородке очередной блин.

- Это не строгость - дисциплина, - сказал Вышеславцев, с удовольствием рассматривая хозяйку - крепкие, стройные ноги, бедра, изгиб шеи, руки... Руки составляли как бы отдельную часть тела. Они двигались легко и свободно, как у Феди, но в движении начисто отсутствовала его услужливость, которая иногда приводила Вышеславцева и бешенство, поэтому наблюдать за работой Настиных рук было радостно и... страшно - к ним тянуло.

- Сегодня праздник, можно и без дисциплины.- Настя полезла в шкафчик, вытащила и поставила на стол бутылку николаевской водки. - Вот, берегла, сказала смущенно, быстро проглатывая слова. - К празднику берегла.

Полковник недоверчиво повертел в руках бутылку - царский все-таки налиток! - хотел было отказаться, но, сообразив, что жест этот будет истолкован превратно

от чистого сердца ведь предлагают, - открыл и налил себе полстакана.

- За ваше здоровье!

- Спасибо.

Но он так и не выпил. Остановился на полдвижении

поставил стакан на стол и снова взялся за бутылку.

- Прошу вас... Выпейте со мной! - Голос дрогнул, глаза смотрели с непривычной нежностью. - Я даже не помню, когда последний раз пил с женщиной.

- Хорошо, - чуть слышно произнесла Настя, одарив его светлой улыбкой.

Они выпили. Вышеславцев потянулся за грибком, закусил. Настя торопливо отошла к печке, чтобы продолжить свои хозяйственные дела. И он, и она молчали. И обоих долго не покидало чувство, что совершили они тайный и великий грех.

Неловкое молчание нарушил свалившийся с печки дед. Охая и постанывая, потирая ушибленное плечо, с трудом поднялся (все попытки Насти помочь ему пресек в корне, крикнув: "Не мешайся! Сам!") и, не обращая внимания на полковника, которому, правда, уже был представлен, уставился белесыми, давно плохо видевшими

глазами на роскошный стол.

- Праздник, что ль?

- Масленица! - рассмеялся Вышеславцев.

- Масленица? - Дед подтянул штаны. - Надо

отметить.... Настя!

- Чего тебе?

- Одеваться!

Настя бросила на полковника испуганный, виноватый взгляд.

- Вы не против, Владимир Николаевич?

- Старость надо уважать!., - не зная, что ответить

сказал Вышеславцев.

Минут через десять из-за занавески в старенькой, застиранной до белесого цвета рубашке "времен Очакова и покорения Крыма" довольно бодро выкатился дед. На груди - два "георгия", третьей и четвертой степени.

- Где ж ты отличился, дед? - с почтением спросил Вышеславцев.

- В Крымскую. И в Турецкую.

- А у кого служил?

- Донская конно-казачья 7-я батарея. В Крыме дрались под начальством генерала Багратиона Ивана Константиновича...

- На Дунае? В 1853 году?!

- Число не помню, вашблагородь. А вот что на Дунае точно. Я и в Турецкую на Дунае дрался, с генералом Драгомировым. Вот только имя его запамятовал...

- Михаил Иванович.

- Верно, Михаил Иванович, - оживился дед. - А вы что, знали его?

- Знать не пришлось, но слышал много.

- Здоров он?

- Лет пятнадцать, как умер.

- Царство ему небесное, - сказал дед, осенив себя крестным знамением. Хороший был человек. У города Зимницы, когда переправу наводили, помню, идет берегом и туркам кулаком машет, кричит: "Забыли, паразиты, как Суворов вас лупил? Так я вам сейчас напомню! - Вытащил шашку и: - Вперед, братцы!" Ну мы и поперли... Всыпали им, крепко всыпали!