Борис Старков - Охотники на шпионов. Контрразведка Российской империи 1903—1914

Масонские организации исподволь инициировали напряжение на Балканах. Особенно активизировалась деятельность тайных организаций после 1908 г. Французские масоны способствовали перевооружению сербской армии новейшими французскими винтовками и размещению во Франции сербского заказа на производство пушек. В 1911 г. Франция предоставила Сербии заем в размере 94,5 млн. франков. Усилиями тайных организаций была создана мощная антитурецкая коалиция Балканских стран. Руками этой коалиции масоны стремились окончательно разрушить остатки Османской империи. С другой стороны, они тут же пытались разжечь разногласия между славянскими странами на Балканах и всемерно ослабить их. В любом случае при этом укреплялись позиции великих держав в регионе. Именно эти факты стали предметом особого внимания российской военной разведки и контрразведки накануне Первой мировой войны.

В 1912 г. два высокопоставленных турецких масона Ниязи Фахретдин-бей и Хюсейн Хильми-паша получили высокие назначения на дипломатическую работу. Хюсейн Хильми отправился турецким послом в Вену, а Ниязи Фахретдин стал послом Турции в Петербурге. Они были дружны со времени учебы в Стамбульском военном училище. Вместе служили в военных частях, расквартированных в Македонии, и носили прозвище «фракийские львы», поскольку первыми вошли в масонскую организацию «Единение и прогресс». Они активно участвовали в революции 1908 г., а затем входили в руководство младотурецкой партии. Они поддерживали активную переписку. Черновики писем Ниязи Фахретдина и некоторые письма его корреспондента неизменно становились достоянием сотрудников российской контрразведки, служивших во 2-м (Черноморском) отделении Морского генерального штаба Российской империи.

Обратить внимание на переписку двух послов российским контрразведчикам рекомендовал военно-морской агент в Турции А. Н. Щеглов. Перлюстрация переписки опытными контрразведчиками дала весьма ощутимые результаты. Так, становилось очевидным, что Берлин и Вена настойчиво пытаются нацелить прогермански настроенных офицеров ориентироваться не на Балканы, а на Арабский Восток, на Среднюю Азию и Кавказ и создавать там нелегальные опорные базы.

Большая группа писем была посвящена итогам Балканских войн 1912-1913 гг. Турецкий посол в Вене обращал внимание на проблему беженцев как возможную основу будущих конфликтов. Это была проблема балканских турок, бежавших в Малую Азию. «Турецкие беженцы — это символ и провозвестник крушения самой Турецкой империи, — писал Хюсейн Хильми-паша. — Турецкие беженцы — это часть национального горя. Однако если появятся на дорогах Европы и России миллионы славянских беженцев, то рухнут многие кабинеты», — предсказывал дипломат. Он считал, что пожар на Балканах уничтожит сразу три империи: Османскую, Австро-Венгерскую и Российскую.

Оба турецких дипломата считали возможным создание Юго-Восточного блока. В основу должен был быть положен союз России, Турции и славянских балканских стран. Большие опасения вызывала панисламистская и пантюркистская политика младотурецкого руководства, воспитывающая среди мусульман ненависть ко всем христианам. Турецкий дипломат в Петербурге писал венскому коллеге о своих информаторах из российского Генерального штаба и Министерства иностранных дел, которые доверительно информировали его, что программа перевооружения российских сухопутных и военно-морских сил завершится только к лету 1917 г. «Воевать раньше этого срока не входит в планы русских», — писал он.

Из переписки турецких дипломатов можно было извлечь не только массу интересных деталей о политике России и Турции на Балканах, но и о стратегии масонских лож в Турции. В частности, предполагалось до середины 1920-х гг. вести выжидательную политику, активизировать ее в 1930-е гг. и к середине 1940-х — середине 1950-х гг. позволить Турции занять прочное лидирующее положение среди Балканских и Ближневосточных стран.

Ниязи Фахретдин-бей был всесторонне образованным человеком. Он стажировался в Европе, знал русский язык и свободно говорил на нескольких европейских языках. Он был самым последовательным сторонником укрепления российско-турецких отношений. Однако с горечью вынужден был констатировать в письме своему другу: «Русские не доверяют болгарам; к румынам их доверие также сильно поубавилось, как, впрочем, и к грекам. Нам верят менее всего». Основания для такого отношения в российском Генштабе и МИДе были. Дело в том, что позиция посла резко контрастировала с устными и письменными высказываниями военно-морского атташе Турции в Санкт-Петербурге Али Мухтар-бея. Посол и атташе диаметрально расходились по принципиальным вопросам русской политики.

Али Мухтар-бей был совершенно иным и по характеру, и по воспитанию. Это был малообразованный, чрезвычайно ограниченный и подчеркнуто правоверный турецкий офицер. Долгое время он служил адъютантом военного министра Турции Энвер-паши, бывшего одним из лидеров младотурецкой революции. По данным наружного наблюдения российской контрразведки, Мухтар-бей был желчным и неуравновешенным человеком; в обществе своих коллег, турецких военных и дипломатов, держался скованно и заносчиво. Его весьма недолюбливали и избегали. Каждый свой шаг он сверял с австрийским посланником в Петербурге, которому, по словам наблюдателя, доверял больше, чем собственной супруге. В переписке с Энвер-пашой он поносил Россию и постоянно негодовал по поводу массы приемов и празднеств в русской столице. По данным современных российских исследователей, он навредил русско-турецким связям накануне Первой мировой войны куда больше, чем сделал доброго его непосредственный начальник — посол Фахретдин-бей.

Посол весьма трезво оценивал положение не только России, но и Турции. Он категорически отвергал возможность поднять народы Кавказа против России и весьма трезво оценивал финансовые возможности Турции: «Франция не сможет дать нам новых сумм. Тех же денег, что нам даст Германия, не хватит на расходы войны. Необдуманное выступление может оказаться гибельным для государства. Надлежит принять необходимые меры и произвести частичную мобилизацию, сохраняя при этом нейтралитет». Это было последнее письмо Фахретдин-бея его венскому другу. Оно так и не дошло до адресата. Хильми-паша не получил это письмо. После перлюстрации по неизвестным причинам оно не было отправлено адресату, а осело в архиве российского МИДа.

Российские контрразведчики установили, что Фахретдин-бей имел формуляр в Императорской Публичной библиотеке. Они внимательно изучили его и установили, какие газеты регулярно читал турецкий посол. Анализ прочитанных газет и его переписки с Хильми-пашой позволил контрразведчикам сделать вывод об антигерманских настроениях турецкого посла.