А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

Спустя четыре дня Кулипанов составит обвинительное заключение, 13 октября следственное дело № 13836 будет рассмотрено на заседании тройки при УНКВД Свердловской области. Решением тройки бродячий поп Тудвасев В. Г. и благочинный Шелепин Н. Д. приговорены к расстрелу, 4 ноября приговор был приведен в исполнение. Остальные получили по 10 лет ИТЛ.

Подведем итог. Дело о бродячем попе является типичным продуктом конструкторских усилий сотрудников НКВД. Оно наглядно демонстрирует, что в Свердловской области священники подвергались преследованиям (используя выражение Шелепина) «как члены духовной корпорации». Духовенство оказалось идеальным объектом репрессий. Вертикальные и горизонтальные корпоративные связи квазиноменклатурной структуры церкви использовались как каркас, на который наращивались повстанческие ячейки из арестованных крестьян-прихожан. Фигуры «попа-передвижки» и благочинного оптимально дополняли друг друга: один сновал челноком в горизонтальной плоскости, другой — в вертикальной, сплетая тонкие нити личных отношений в плотную ткань контрреволюционного заговора. В соответствии с амбициозным замыслом Дмитриева все антисоветские элементы объединялись в грандиозную амальгаму из правых, церковников, националистов, троцкистов, руководимую Уральским повстанческим штабом. При любой возможности сочиняли присутствие иностранной разведывательной агентуры. Предусмотрительно оставляли следы, ведущие от региональной организации в Москву.

В результате репрессиям мог подвергнуться любой «церковник» — что и было сделано. В своих показаниях Шелепин утверждал, что к 1937 г. в Коми-Пермяцком округе действовало 7 церквей. Элементарный подсчет арестованных в августе и сентябре показывает, что 100 % духовенства в Коми-Пермяцком округе было репрессировано. В других регионах картина едва ли была иной.

Казанков А.

Татарское село Кояново расположено в 25 км от города Перми на Сибирском тракте (Пермь — Екатеринбург). В пореформенной России хозяйственная жизнь села находилась на подъеме:

«Недостатка в земле не чувствуется. Хлебопашество жители считают для себя занятием прибыльным. Запашка земли в течение последних десяти лет увеличивается. В денежных средствах для улучшения хозяйства недостатка не чувствуется. Быт населения улучшается… Недостатка в кормовых средствах для скота не ощущается» [538].

В среднем на один двор жителя села Кояново в 1875 г. приходилось 4 лошади, 4 коровы, 5 овец [539]. Среднее хозяйство выращивало до 10 пудов ржи, 20 пудов овса, 5 пудов ячменя и 15 пудов пшеницы, т. е. в среднем на двор приходилось по 400 кг зерна ржи и пшеницы и по 400 кг зерна овса и ячменя.

В годы гражданской войны наиболее зажиточные и богатые жители Кояново покинули страну. Это были крупные и средние «торговцы», всего 7 семей [540].

Мировая и гражданская войны, «изъятия излишков» времени «военного коммунизма» нанесли хозяйству села значительный урон. Всероссийская перепись населения 1920 г. зафиксировала в Коянове 2219 жителей и 499 хозяйств. В среднем на одно хозяйство приходилось 0,7 лошади, 0,9 коровы, 0,1 овцы и барана [541]. Жители села были обложены продразверсткой — «хлебная разверстка — 5 пудов 10 фунтов с посевной десятины ржи», а также — 1030 пудов сена и 1390 пудов яровой соломы [542]. Средняя урожайность хлеба по Пермскому уезду в 1921 г. составила 30,6 пуда с десятины [543]. Таким образом, хлебная разверстка в 1920 г. составляла примерно 16,6 % урожая.

Продовольственная политика советской власти, основанная на принудительном изъятии продуктов у крестьян, вела к сокращению посевов. Так, проведенный в 1921 г. анализ посевной площади Пермского уезда выявил сокращение посевов почти на 30 % по сравнению с 1916 г. В среднем сбор хлеба на 1 едока в уезде составил 3,6 пуда, тогда как минимальная «голодная» норма была в то время 9 пудов хлеба на 1 едока в год [544].

В 1928–1929 гг. в селе начали организовываться ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли). В 1929–1930 гг. ТОЗы объединились в колхоз «Передовик», имевший 500 гектаров пашни. В 1931 г. председателем колхоза был избран Галимзян Максудов [545].

В 1937 г. село Кояново административно входило в Пермский район и подчинялось Пермскому горсовету. В архивном фонде горсовета сохранились постановления, касающиеся колхозов и сельсоветов. Весной и летом 1937 г. горсовет отстранил от работы или рекомендовал привлечь к суду десятки руководящих работников сельсоветов, колхозов, МТФ (молочно-товарная ферма) за «развал работы и бездеятельность». Постановлением № 36 от 22 июля 1937 г. рекомендовалось привлечь к судебной ответственности правление колхоза «Передовик» Кояновского сельсовета [546]. После отказа председателя Кояновского сельсовета Беляева послать на лесозаготовки требуемое горсоветом число людей [547]26 мая 1937 г. специнструктор Пермского ГОРФО проверил состояние доходной и расходной части бюджета Кояновского сельсовета. В постановлении было отмечено «слабое поступление госналога, сельхозналога, культсбора», было вынесено предписание — передать дело на председателя сельсовета Беляева Шарифа, заместителя председателя Мурасова, счетовода Сазонова и члена президиума сельсовета Беляева Хузю горпрокурору для привлечения виновных к уголовной ответственности по ст. 109 и 111 УК (превышение власти и халатное отношение к службе) [548].

6 августа в селе начались аресты. Всего с 06.08.1937 по 13.04.1938 гг. было арестовано 19 жителей села и тракторист Кояновской МТС — из соседнего села. Дальнейшей нашей задачей будет выяснить причины их ареста, соответствие арестованных группам приказа № 00447, наиболее значимые периоды в ходе репрессий, социальный состав репрессированных, особенности проведения массовой операции в селе Кояново.

Выбор жертв начался в июле 1937 г. по специальным директивам НКВД [549]. К сожалению, прямых документов НКВД и административно-партийных органов о подготовке операции в Пермском районе Свердловской области найдено не было. Поэтому попытаемся восстановить по архивно-следственным делам и косвенным источникам факторы, повлиявшие на включение конкретного человека в списки на арест и отнесение его к первой или второй категории.

Приказ определял «контингенты, подлежащие репрессии»: бывшие кулаки, судимые за антисоветскую деятельность, бывшие члены антисоветских партий, белые, «изобличенные […] участники […] повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных формирований» и др. [550]Таким образом, в списки репрессируемых должны были попасть люди, каким-либо образом зафиксированные в специальных формулярах НКВД («бывшие», судимые, проходящие по оперативным разработкам за антисоветские высказывания, активные церковники). Пункт 5 раздела «Контингенты, подлежащие репрессии» приказа № 00447 давал возможность вовлекать в круг действия приказа любого гражданина — «изобличенного следственными и проверенными агентурными материалами […] участника повстанческих организаций».