НКЮ издательство. - Процесс антисоветского троцкистского центра.

Шестов: Я лично вместе с Черепухиным.

Вышинский: Кто говорил исполнителям об этих местах?

Шестов: Исполнителям говорил Черепухин. Он сказал мне, что ему удалось посадить за руль машины Арнольда.

Вышинский: А кем был тогда Арнольд?

Шестов: Арнольд был заведующим гаражом. Он опытный шофер. Причем, как мне говорил Черепухин, он даже предусмотрел дополнительную перестраховку. Она заключалась в том, что если почему-либо Арнольд сдрейфит, вторая грузовая машина, идущая навстречу, должна ударить в бок легковую машину, так что обе машины должны были полететь в овраг.

Действительно, Арнольд вез Молотова, повернул руль и тем самым дезориентировал тяжелую машину, которая проскочила в надежде, что Арнольд попал в овраг. На самом деле он хотя и повернул руль в овраг, но повернул недостаточно решительно, и ехавшая сзади охрана сумела буквально на руках подхватить эту машину. Молотов и другие сидящие, в том числе Арнольд, вылезли из уже опрокинутой машины. Вот что мне тогда докладывал об этом Черепухин. Анализируя это положение вместе с Черепухиным, мы пришли к заключению, что Арнольд дал недостаточное количество газа и сделал недостаточно крутой поворот.

Вышинский: Позвольте спросить Арнольда. Обвиняемый Арнольд, вы слышали показания Шестова? Правильно он показывал?

Арнольд: Техническое оформление недостаточно обрисовано…

Вышинский: А по существу факт был?

Арнольд: Да, был.

Председательствующий: Возвращаемся к допросу обвиняемого Муралова.

Муралов: Разрешите по поводу объяснения Шестова. Я не буду вступать в дискуссию с Шестовым - канавка или овраг…

Вышинский: Вы лично были на месте, где находится канавка?

Муралов: Нет, не был.

Вышинский: Если вы не видели места, не можете оспаривать.

Муралов: В дискуссию я не буду вступать. Второе - относительно 1933 года и указаний Шестова о покушении на Орджоникидзе. Категорически заявляю, что это относится к области фантастики Шестова. Таких указаний я никогда не давал.

Вышинский: Разрешите спросить Шесюва. Подсудимый Шестов, вы слышали? Муралов отрицает ваше показание.

Шестов: Я самым решительным образом настаиваю на своих показаниях. Я ему сказал, что у меня террористическая группа в Прокопьевске [c.96] готова. Установку Муралова я в точности передал Черепухину, который принял ее к руководству. И потом Черепухин мне докладывал, что не совершил этого террористического акта лишь потому, что группа, которая должна была стрелять из револьвера в шахте Коксовой, дрогнула, а машиной в то время Орджоникидзе не воспользовался.

Вышинский: Расскажите, пожалуйста, после убийства Сергея Мироновича Кирова вы встречались с Пятаковым?

Муралов: Встречался.

Вышинский: Не было у вас разговора по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова?

Муралов: Был разговор. Мы делились впечатлением, которое этот акт произвел на всех, и о том, что все-таки директива приводится в исполнение: одного человека уже убрали.

Вышинский: Одного убрали! А не говорил Пятаков, что теперь очередь за остальными?

Муралов: Подтверждаю, говорил.

Вышинский: А не говорилось ли, что террор вообще не дает результатов, когда убьют только одного, а остальные остаются, и поэтому надо действовать сразу?

Муралов: И я, и Пятаков - мы чувствовали, что эсеровскими партизанскими методами действовать нельзя. Надо организовать так, чтобы сразу произвести панику. В том, что создастся паника и растерянность в партийных верхах, мы видели один из способов притти к власти.

Вышинский: Что вас привело к борьбе против советской власти в таких острых формах, как организация террористических актов?

Муралов: Начало грехопадения нужно считать с того момента, когда я подписал первый документ против партии. Это заявление 46-ти в 1923 году. С этого началось грехопадение, а потом втянулся я в троцкистскую организацию, вплоть до исключения меня из партии и посылки в Западную Сибирь. Тут, конечно, была обида за себя и за других, так сказать, озлобление.

Вышинский: Меня интересует, почему вы решили давать правдивые показания? Изучая следственное производство, я вижу, что на протяжении ряда допросов вы отрицали свою подпольную работу. Правильно?

Муралов: Да, До 5 декабря. 8 месяцев,

Вышинский: Почему же вы в результате решили дать правдивые показания и дали их? Изложите мотивы, по которым вы решили выложить все на стол, если все выложили.

Муралов: Тут, по-моему, три причины, которые меня сдерживали и заставляли все отрицать. Одна причина - политическая, глубоко серьезная, две - исключительно личного характера. Начну с наименее важной, с моего характера. Я очень горячий, обидчивый человек. Это первая причина. Когда меня посадили, я озлобился, обиделся.

Вышинский: Когда вас сажают, вы не любите?

Муралов: Не люблю. Вторая причина тоже личного характера. Это - моя привязанность к Троцкому. Я морально считал недопустимым изменять Троцкому, хотя и не считал директиву о терроре, разрушениях [c.97] правильной. У меня все время скребло сердце, я считал, что это неправильно. Тут были и дружеские отношения и политические соображения. Третий момент - как вы знаете, в каждом деле есть перегибы.

И я думал так, что если я дальше останусь троцкистом, тем более, что остальные отходили - одни честно, другие бесчестно, - во всяком случае они не являлись знаменем контрреволюции, а я - нашелся герой… Если я останусь дальше так, то я могу стать знаменем контрреволюции. Это меня страшно испугало. В то время на моих глазах росли кадры, промышленность, народное хозяйство… Я не слепец и не такой фанатик.

И я сказал себе, чуть ли не на восьмом месяце, что надо подчиниться интересам того государства, за которое я боролся в течение 23 лет, за которое сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске.

Как же я останусь и буду дальше продолжать н углублять это дело? Мое имя будет служить знаменем для тех, кто еще есть в рядах контрреволюции. Для меня это было решающее, и я сказал: ладно, иду и показываю всю правду. Не знаю, удовлетворил ли мой ответ вас или нет?

Вышинский: Все понятно. У меня больше вопросов нет.

Председательствующий: У защиты вопросов нет?

Защитники: Нет.

Вышинский: Подсудимый Шестов, по возможности коротко сообщите о вашей преступной деятельности.

Шестов: Моя преступная деятельность началась в конце 1923 года. Будучи тогда студентом рабфака Московской горной академии, я активно защищал троцкистскую платформу.

В 1924 году я впервые обманул партию, когда осенью на одном из партийных собраний заявил, что отхожу от троцкизма. В конце 1925 года я снова начал активно драться с партией. Мне тогда было поручено заведывать подпольной типографией. Я размножал троцкистскую литературу