Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 1, часть 2)

- А дело надо делать,- прибавил Хлябин,- через оренбургского купца Махмета Субханкулова. Каждый год он ездит в Хиву торговать. С ханом в большой дружбе, иной раз по целым ночам с глазу на глаз они куликают. Вишневой наливкой всего больше хану он угождает. Много привозит ее, а денег не берет, а хан-от до вишневки больно охоч. Оттого и уважает Субханкулова. Немало русского полону тот татарин выкупил, ходок на это дело. Только и ему надо сот пять рублев за труды дать.

* * *

Кончил Хлябин, а Марко Данилыч все сидит, склонивши голову... Жалко ему брата, но жалко и денег на выкуп... Так и сверкает у него мысль: "А как воротится да половину достатков потребует? Дунюшка при чем тогда?.. Да врет Корней, врет и этот проходимец, думает за сказки сорвать с меня что-нибудь. Народ теплый. Надобно, однако, чтобы ни он, ни Корней никому ни гу-гу, по народу бы не разнеслось. Дарья Сергевна пуще всего не проведала бы... Обоих и Корнея и выходца - надобно сбыть куда-нибудь... А жаль Мокеюшку!.. Шутка ли, двадцать с лишком годов в басурманской неволе? Сколько страху, сколько маяты принял сердечный!.. Да врет проходимец... Не может быть того".

А долговязый Хлябин все стоит да стоит, все ждет ответа на свои речи.

- Рассказал ты, братец, что размазал,- молвил, наконец, ему Марко Данилыч.- Послушать тебя, так и сказок не надо... Знатный бахарь! (Бахарь краснобай, а также сказочник.). Надо чести приписать! А скажи-ка ты мне по чистой правде да по совести - сам ты эти небылицы в лицах выдумал али слышал от какого-нибудь бахвала?

- Истинную правду вам сказываю, вот как перед самим Христом,- вскликнул Терентий и перекрестился.- Опричь меня, других выходцев из хивинского полона довольно есть - кого хотите спросите; все они знают Мокея Данилыча, потому что человек он на виду - у хана живет.

- Знаю я вас, хивинских полонянников,- молвил, нахмурясь, Марко Данилыч.Иной гулемыга (Гулемыга - праздный гуляка, шатун.), бежит от господ аль от некрутчины, да, нашатавшись досыта, и скажется хивинским выходцем. Выгодно барский, так волю дадут, а от солдатчины во всяком разе ушел... Ты господский, говоришь?

- Был господским,- отвечал Хлябин.

- Я наперед это знал,- молвил Смолокуров.- И чего ты не наплел! И у самого-то царя в доме жил, и жены-то царские в ситцевых платьишках ходят, и стряпка-то царем ворочает, а министров-то скалкой по лбу колотит! Ну, кто поверит тебе? Хоша хивинский царь и басурманин, а все же таки царь,- стать ли ему из-за пирогов со стряпкой дружбу водить. Да и как бы она посмела министров скалкой колотить? Ври, братец, на здоровье, да не завирайся. Нехорошо, любезный!

- Не верите мне, так у Корнея Евстигнеича спросите,- сказал на то Хлябин.Не я один про Мокея Данилыча ему рассказывал, и тот казак, с коим мы из полону вышли, то же ему говорил. Да, опричь казака есть и другие выходцы в Астрахани, и они то же самое скажут. А когда вышли мы на Русь, заявляли о себе станичному атаману. Билеты нам выдал. Извольте посмотреть,- прибавил Хлябин, вынимая бумагу из-за пазухи.

Внимательно прочитал билет Марко Данилыч и, сложивши его, молча отдал Терентью. А ведь дело-то на правду похоже!- подумал он.- Эх, Мокеюшка, Мокеюшка!.. Сердечный ты мой!.. Как же теперь быть-то? Дунюшку ведь этак совсем обездолишь.. Ах ты, господи, господи!.. Наставь, вразуми, как тут поступить".

- Вот что,- надумавшись, сказал он Хлябину.- По билету вижу, что ты в самом деле вышел из полону. Хоша и много ты насказал несодеянного, а все-таки насчет брата я постараюсь узнать повернее, а потом что надо, то и сделаю. Этот оренбургский татарин к Макарью на ярманку ездит?

- Каждый год ездит; там у него и лавка в Бухарском ряду,- отвечал Хлябин.

Даст бог, повидаюсь, потолкую с ним, ярманка не за горами,- сказал Смолокуров.- И ежели твои слова справедливы окажутся, уговорюсь с ним насчет выкупа. А теперь вот тебе,- прибавил Марко Данилыч, подавая Хлябину пятирублевую.

Тот с низким поклоном поблагодарил.

- Вы Субханкулову, ваше степенство, больше тысячи целковых ни под каким видом не давайте,- пряча бумажку в карман, молвил Хлябин.- Человек он хороший, добрый, зато уж до денег такой жадный, что другого такого, пожалуй, и не сыскать. Заломит и невесть что, узнавши про ваши достатки. А вы тогда молвите ему: "Как же, мол, ты, Махметушка, летошний год казачку Пелагею Афанасьевну у куш-бека (Куш-бек - вроде министра.)

Рим Берды за пятьдесят тиллэ только выкупил, значит, меньше двухсот целковых. как же, мол, ты, дружище, енотаевского мещанина Илью Гаврилова у мяхтяра (Мяхтяр - вельможа. ) Ата-Бишуева за семьдесят тиллэ выкупил?.. Я вам записочку напишу, за сколько кого он выкупал. А ежели Субханкулов скажет, что Мокея Данилыча надо у самого хана выкупить, а он дешево своих рабов не продает, так вы молвите ему: "А как же, мол, ты Махметушка, два года тому назад астраханского купеческого сына Махрушева Ивана Филипыча с женой да с двумя ребятишками у хана за сто, за двести тиллэ выкупил?" Да тут же и спросите его: "А сколько, мол, надо тебе вишневки на придачу киевской, скажите, отпущу, знаю-де, что его ханское величество очень ее уважает". Только скажите - перестанет лишки запрашивать.

- Сам же ты говоришь, что цена на полонянников ниже тысячи рублей на серебро. Так за что же я этой бритой плеши, Субханкулову, тысячу, а пожалуй, и больше отвалю?

- Хана не согласишь взять дешево за Мокея Данилыча,- молвил Хлябин.- Ему известно, что он из богатого рода. И другие, что с нами вместе в полон попали, про то говорили, и сам Мокей Данилыч не скрывался.

- Вот нужно было! - молвил с досадой Марко Данилыч.- Языки-то больно долги у вас там! Говорили бы да оглядывались, а то сдуру, как с дубу!

- Купца Богданова семипалатинского летошний год из полону выкупали,сказал Хлябин.- Хлопотал не Субханкулов, а сибирский купец, тоже татарин. Узнали в Хиве, что Богданов из богатой семьи, так восемьсот лобанчиков (Лобанчик - золотая двадцатифранковая монета времен Реставрации и Людовика Филиппа. До Крымской войны она была в большом ходу в России. ) сорвали, значит, больше тысячи тиллэ (Тиллэ - золотая бухарская монета, по достоинству равняется 3 рублям 84 копейкам металлическим.), без малого, значит, четыре тысячи целковых. А про Мокея Данилыча тоже знают, что он из богатых. Ведь иные хивинцы и сами на Макарьевскую ездят и оттоле всякие вести привозят. Мокею Данилычу про свои достатки было никак невозможно скрыть - и без того бы узнали. Прежний-то его хозяин для того больше и мучил его, что был в надежде хорошие деньги за него взять.

Замолчал Марко Данилыч и, зорко поглядев на Хлябина, сказал:

- Что же ты теперь хочешь с собой делать?

- Перво-наперво в деревне у себя побываю, сродников повидаю,- отвечал Хлябин,- а потом стану волю от господ выправлять...