Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 2, часть 3)

- Что дочка твоя духовная? - спросила Варвара Петровна, с ласковой улыбкой взглянув на севшую одаль молоденькую девушку.

- Приобыкает, Варварушка, приобыкает помаленьку, другиня моя,- отвечала Матренушка.- Нельзя вдруг - не сразу благодать-то дается... А скоро можно будет ее и к "приводу",- шепотом примолвила Матренушка, наклонясь к уху Варвары Петровны.- Совсем на пути, хоть сейчас во "святой круг" (Нечто вроде хоровода пляшущих или вертящихся хлыстов.), родимая.

- Доброе дело, спасённое дело, Матренушка,- отвечала Варвара Петровна.Приведет господь, так дён этак через десять, что ли, разом двух приведем.

- Еще-то кого? - спросила Матренушка.

- А ту девицу, что гостит у нас,- сказала Варвара Петровна.- С Волги, купеческая дочь, молоденькая, еще двадцати годов не будет, а уж во многом искусилась, знает даже кой-что и про "тайну сокровенную".

- Не та ли, что с Марьюшкой приехала? - спросила Матренушка.

- Та самая,- ответила Варвара Петровна.- Сам Николаюшка долго к ней приглядывался и говорит: велик будет сосуд.

- Хорошее дело, Варварушка, дело хорошее,- сказала Матренушка.- А родители-то ее? Тоже пойдут по правому пути?

- Не пойдут,- отвечала Варвара Петровна.- Матери у ней нет, только отец. Сама-то я его не знаю, а сестрица Марьюшка довольно знает - прежде он был ихним алымовским крепостным. Старовер. Да это бы ничего - мало ль староверов на праведном пути пребывает, человек-то не такой, чтобы к божьим людям подходил. Ему бог - карман, вера в наживе. Стропотен и к тому же и лют. Страхом и бичом подвластными правит. И ни к кому, опричь дочери, любви нет у него.

Под эти слова растворилась дверь, и в столовую вошла молодая крестьянская девушка, босая и бедно одетая. Истасканная понева из ватулы и синяя крашенинная занавеска

(Понева в Рязанской, Тамбовской, Тульской, а отчасти и в Курской губерниях - юбка из трех разнополосных полотнищ. Ватула или ватола - самая грубая деревенская ткань в Рязанской, Тамбовской и Воронежской губерниях. Основа ватулы из самой толстой пряжи, уток - из скрученных льняных охлопков. Идет больше на покрышку возов, на подстилку и на одеяла. То же самое, что рядном или веретьем по другим местам зовется. Занавеска - передник с лифом и рукавами. Иногда, особенно у бедных, она прикрывает только зад и бока женщины.) были у ней заплатаны разноцветными лоскутками. В одной руке держала она лукошко грибов, в другой - деревянную чашку с земляникой.

- Здравствуй, Лукерьюшка, здравствуй, родная,- приветливо молвила ей Варвара Петровна.- Как поживаешь, красавица?

- Все так же,- тихим, робким голосом сказала Лукерьюшка и, подойдя к Варваре Петровне, подала ей грибы и ягоды, примолвив: - Не побрезгуйте.

- Спасибо, родная, спасибо,- ласково ответила Варвара Петровна и поцеловала Лукерьюшку.- Поставь на скамейку, а ужо зайди ко мне, я тебе за этот гостинец платочек подарю, а то вон у тебя какой дырявый на голове-то.

- Не жалуйте платка, Варвара Петровна,- с горькой, жалобной улыбкой сказала Лукерьюшка.- Тетенька отнимет, Параньке отдаст.

- Жаль мне тебя, сиротку бедную... Тяжело у дяди-то? - спросила Варвара Петровна.

- Как же не тяжело? - с глубоким вздохом молвила Лукерьюшка.- В дому-то ведь все на мне одной, тетенька только стряпает. Дров ли принести, воды ль натаскать, огород ли вскопать, корму ли коровушке замесить, все я да я.

- Что же нейдешь сюда, под начал к Матренушке? - спросила Варвара Петровна.- И сыта бы здесь была, и одета, и обута, и никогда работы на тебе не лежало бы.

- Этого мне никак сделать нельзя, сударыня Варвара Петровна. Как же можно из дядина дома уйти? - пригорюнившись, с навернувшимися на глазах слезами, сказала Лукерьюшка.- Намедни по вашему приказанью попросилась было я у него в богадельню-то, так он и слышать не хочет, ругается. Живи, говорит, у меня до поры до времени, и, ежель выпадет случай, устрою тебя. Сначала, говорит, потрудись, поработай на меня, а там, даст бог, так сделаю, что будешь жить своим домком...

- Замуж прочит тебя? - спросила Варвара Петровна.

- Не знаю, что у него на разуме,- отвечала Лукерьюшка.

- А самой-то охота замуж идти? - спросила старая Матренушка.

- Где уж мне об этом думать! Кто нынче возьмет бесприданницу? - отвечала Лукерьюшка.

- И сыщется, так не ходи,- строго сказала Матренушка.- Только грех один. Путного мужа по твоему сиротству и по бедноте тебе не найти, попадется какой-нибудь озорник, век будет над тобой потешаться, станет пить да тебя же бить, ломаться над тобой: "То сделай да это подай, это не ладно, да и то не по-моему!"... А все из озорства, чтобы только над тобой надругаться... С пьянства да с гульбы впутается в нехорошие дела, а ты должна ему будешь потакать да помогать - на то жена. Узнают, раскроется дело - угодишь с ним, куда ворон костей не заносит... А в богаделенке-то не такая б тебе жизнь была. Была бы ты здесь человек божий, все бы тебя почитали, и денежки бы завелись у тебя, а работы да заботы нет никакой. Знай только молись да душеньку спасай.

Призадумалась Лукерьюшка. Хотелось ей привольной жизни, хотелось отдохнуть от тяжкой, непосильной работы у дяди.

- Дяденька-то не пустит,- со слезами, жалобно она промолвила.

- Пустит ли он даровую работницу! - сказала старая Матренушка.- Да ты пришита, что ли, к нему?.. Какой он тебе дядя? Внучатным братом твоей матери доводился. И родства-то между вас никакого нет, хоть попа спроси, и он то же скажет. Сиротинушка ты одинокая, никого-то нет у тебя сродничков, одна сама, как перстик,- вот что... Как же может он насильно держать тебя на работе? Своя у тебя теперь воля... Набольшего над тобою нет.

- Не пустит,- чуть слышно промолвила Лукерьюшка.

- А как он не пустит-то? - сказала Матренушка.- Что у тебя пожитков, что ли, больно много? Сборы, что ли, долгие у тебя пойдут? Пошла из дому по воду, а сама сюда - и дело с концом... Да чего тут время-то волочить - оставайся теперь же. Барыня пошлет сказать дяде, чтоб он тебя не ждал. Как, Варварушка, по-твоему? - прибавила она, обращаясь к Варваре Петровне.

- Что ж? Это можно,- сказала Варвара Петровна.- Оставайся в самом деле, Лукерьюшка.

- Боязно мне,- вздрогнув, промолвила оторопелая девушка.

- Чего боишься?.. Кого?..- вскликнула Матренушка.- Дяди, что ли, али тетки? Так уж сказано тебе, что нет у них над тобой власти. Плюнь на них, да и все тут.

- Прибьет тетенька-то...- шепотом сказала Лукерьюшка.

- Руки коротки - сюда не досягнут,- заметила Матренушка.- Ты то пойми, под чьей защитой будешь жить. Господа-то ведь сильней твоего дяди.

- Скажет за хлеб за соль не заработала...- молвила Лукерьюшка, утирая рукавом слезы.

- Мало ль что скажут, да ведь на всякий сказ есть свой приказ,- сказала Матренушка.

- Намедни как сказала я ему, что зовут меня в Луповицы за старушками в богадельне ходить, так и дядя и тетка так развоевались, что даже страшнехонько стало, - молвила Лукерьюшка.- "Судом, говорят, тебя вытребуем, никому, говорят, не уважим".