Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 2, часть 4)

Чапурин со дня на день ждал шурина Никифора, чтобы скорей получил он от Дуни доверенность на продажу унженских лесов, баржей и низовых промыслов и ехал бы поспешней на Унжу. Насчет дел по городу разные люди являлись к Чапурину с предложеньями заняться устройством их, были в том числе и отставной стряпчий, и выгнанный из службы становой, и промотавшиеся дотла помещики, и прогоревшие купцы. А сын предводителя, узнав, что Дуне больше миллиона досталось, опять стал свататься, сам предводитель по этому делу приезжал "к мужлану", как звал его,- Патапу Максимычу. Стали разузнавать стороной мысли о замужестве богатой сироты и те кумушки, что прежде были засылаемы к Марку Данилычу сватать купчиков. Но всем от Патапа Максимыча один был ответ: "Авдотье Марковне ни приказывать, ни советовать я не могу, да и раненько бы еще ей о выходе замуж думать - у родителя в гробу ноги еще не обсохли..." И, ругая Чапурина, искатели смолокуровского миллиона в злой досаде расходились по своим местам. "И откуда они этого непутного заволжанина выкопали?- говорили они.- Ни слуху ни духу про него у нас никогда не бывало, вдруг ровно из земли вырос, как из ведьминой трубы вылетел, и ну чужим добром распоряжаться! Хорошо, видно, подмаслил городничего, не то бы давно ему в кутузке сидеть. Да и она-то дура неповитая! Зачем проходимца слушается".

До Патапа Максимыча такие толки не доходили. А и дошли бы, плюнул бы только, да и прочь от сплетников.

Сидели вечером за чаем Дуня, Дарья Сергевна, Аграфена Петровна, Патап Максимыч и Герасим Силыч, перед тем отправивший племянника в Сосновку. Зашла речь, как бы устроить дела в городе и присмотреть за домом.

По совету Патапа Максимыча, Дуня стала просить Чубалова, чтоб оказал он ей милость, сжалился бы над ней, принял на себя дела в городе.

Герасим Силыч всячески отрицался, говоря то же, что говорил Чапурину: у него-де свои дела, и покинуть их даже на короткое время нельзя.

- Сказано было вам, Герасим Силыч, что в убытке не останетесь,- громко промолвил Патап Максимыч.- Скажите откровенно, сколько бы взяли вы в месяц с Авдотьи Марковны? Чубалов замолчал и низко склонил голову.

- Да говорите же, Герасим Силыч,- настаивал Чапурин.

- Не знаю, что и говорить,- едва слышно, помолчав, промолвил Чубалов.

- А то и говорите, что для вас не обидно будет,- сказал Патап Максимыч.

- Тут в том главное дело, что совсем должна стать моя торговлишка, и в разъезды за стариной ездить мне не удастся,- сказал Чубалов.- Конечно, Иванушку бы можно посылать, да все уж это не то, как я сам. Да он же в дальних отлучках без меня и не бывал никогда. Парень молодой, иной раз может и прошибиться.

- Ах ты, господи! - повысивши голос, с нетерпеньем сказал Патап Максимыч.Этак мы, пожалуй, до смерти не столкуемся.

И, встав из-за стола, закинул руки за спину и широкими шагами стал ходить взад и вперед по комнате.

- Нет, так пива не сваришь!- сказал он.- Ты ближе к делу, а он про козу белу; ты ложки, а он тебе плошки.

И, остановившись перед старинщиком, положил ему руку на плечо и спросил:

- Скажите по совести, много ли в месяц барыша получаете?

- Месяц на месяц не придется, Патап Максимыч,- отвечал Чубалов.- В иной месяц, кроме расхода, нет ничего, а в другой и больно хорошо. К примеру взять: у Макарья в ярманке, на Сборной в Симбирске, в Ирбитской. Да еще когда на Вятку к тамошним домоседкам заедешь либо на Урал к казакам.

- Это так, это во всякой торговле бывает, какую ни возьми,- сказал Патап Максимыч.- А в год сколько барыша?

- И это мудрено сказать,- уклончиво ответил Герасим Силыч.- И год на год не приходит.

- Фу ты пропасть какая! Чуть не битый час толкуем, а все попусту. Толков много, только толку нет,- вскликнул, нахмурясь, Патап Максимыч.- Так рассуждать все одно что в решете воду таскать! Давно ль торг ведете?

- Больше пятнадцати годов,- отвечал Чубалов.

- Который из годов самый был прибыльной?

- Первые годы после моего странства были самые прибыльные,- сказал Герасим Силыч.- Потом истратился на семью, дом поставил, землю купил, племянников от рекрутчины свободил, от того капиталу и стало у меня много поменьше. А ведь по капиталу и барыш.

- Вот у нас дело-то как идет,- с досадой молвил Патап Максимыч, обращаясь к Дуне.- Ни из короба, ни в короб, в короб не лезет, из короба нейдет и короба не отдает. В первые-то года поскольку барышей получали? - прибавил, обращаясь к Чубалову.

- Целковых тысячи по полторы, а были годы, что и по две получал,- отирая платком раскрасневшееся лицо, ответил Чубалов и опять понурил голову.

- Так вот какой разговор будет у нас,- сказал Патап Максимыч.- Авдотья Марковна даст вам не две, а две с половиной тысячи в год за хлопоты ваши и за распоряжения по здешнему хозяйству. И будете ли вы ее делами заниматься месяц ли, два ли, целый год, все равно получите сполна две тысячи с половиной целковых. Согласны?

Чубалов не ожидал этого. И на сто рублей в месяц не надеялся, а тут вдруг две с половиной тысячи. По стольку ни в один год он не получал. По-прежнему сидел, опустя голову и не зная, что отвечать.

- Согласны, что ли? - спросил его Патап Максимыч.- Мало, так прямо скажите.

- Согласен,- едва слышно проговорил Чубалов.- Ваш слуга, Авдотья Марковна, хоть по самый конец жизни,- прибавил он, низко кланяясь Дуне.

- Очень, очень рада я, что вы согласились. Теперь я спокойна насчет здешних дел. Да это еще не все, что сказал вам Патап Максимыч. Давеча мы с ним про вас много разговаривали. Он скажет вам.

Оторопел Герасим Силыч. "Что еще такое у них обо мне решено?" - подумал он и повернулся к севшему за стол Чапурину, выжидая слов его.

- Видите ли, любезнейший Герасим Силыч,- сказал Патап Максимыч.- Давеча мы с Авдотьей Марковной положили: лесную пристань и прядильни продать и дом, опричь движимого имущества, тоже с рук сбыть. Авдотье Марковне, после такого горя, нежелательно жить в вашем городу, хочется ей, что ни осталось после родителя, в деньги обратить и жить на проценты. Где приведется ей жить, покуда еще сами мы не знаем. А как вам доведется все продавать, так за комиссию десять процентов с продажной цены получите.

И во сне не снилось это Чубалову. Не может слова сказать в ответ. Чапурин продолжал говорить, подавая деньги Герасиму Силычу:

- А это вам пятьсот рублей за труды при погребении Марка Данилыча.

- Помилуйте, Патап Максимыч, это уж чересчур!- воскликнул Герасим Силыч.

- Не моя воля, а молодой хозяюшки,- сказал Патап Максимыч.- Ее волю исполняю. Желательно ей было, чтобы похороны были, что называется, на славу. Ну, а при нашем положении, какая тут слава? Ни попов, ни дьяков - ровно нет ничего. Так мы и решили деньги, назначенные на погребенье, вам предоставить. Извольте получить.