Нина Соротокина - Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты

Самой яркой победой Миниха было взятие Хотина в 1739 году. Этой победе Ломоносов посвятил свою известную оду. Затем русская армия перешла Прут и в сентябре уже праздновала присоединение к России Молдавии. Путь в Турцию, как говорят на войне, «был открыт». Но в дело вмешалась коварная наука дипломатия. Австрия вела войну с турками менее успешно. Франция тут же предложила австриякам посредничество в заключении мира. России этот мир был вроде не с руки, но делать нечего, согласились. В результате Белградского мира весь навар от войны достался Австрии, а Россия, как и прежде, не имела право держать в Черном и Азовском морях свои корабли. Энциклопедия сообщает: «Военные успехи Миниха не имели почти никаких результатов для России», и от себя добавлю: только народу положили немерено.

Отпраздновали победу над турками в Петербурге тем не менее очень широко. Герольды разъезжали по улицам, бросая в толпы народа золотые и серебряные деньги, во всех церквях служили молебны, народу на площади выставили жареного быка, из фонтана струилась водка, откуда ее черпали ковшами. А уж пьяных было! В царском дворце был роскошный прием и раздача наград. Самые щедрые награды получил Бирон, ему подарили золотой в бриллиантах кубок с вложенным в него указом о выдаче герцогу Курляндскому пятисот тысяч рублей. Миних получил ежегодную пенсию в пять тысяч рублей и золотую шпагу. Все были обласканы, даже начальник Тайной канцелярии Ушаков получил награду – портрет государыни ценой в четыре тысячи рублей.

А Миних чувствовал себя обиженным. Он хотел блага для России, жаждал осуществления своих честолюбивых планов, но все ушло в песок. Отомстить Бирону, как уже говорилось, ему удалось при Анне Леопольдовне. После свержения регента вся власть могла сосредоточиться в руках Миниха, он даже потеснил Остермана. И вдруг болезнь. Как пишут старые документы, Миниха свалила «жесточайшая колика», ходили даже слухи, что он отравлен. Болел долго, а когда выздоровел, понял, что власть уплыла из его рук.

Бирон, уже сидя в Шлиссельбурге, показал на следствии, что Миних в свое время сам способствовал принятию им, Бироном, регентства, а потом сам же его арестовал. Правительница боялась Миниха, боялась его решительности, авторитета в армии – а ну как он и ее лишит власти! Она решила обезопасить себя благодеяниями: назначила 15-тысячный годовой пансион, подарила конфискованное у Бирона имение в Силезии. Но Миних и не думал никому мстить. Поговаривали, что он собирается уехать в Европу и поступить на службу к Фридриху II, но это все не более чем слухи.

В этом состоянии и застал его переворот 1741 года. Ноябрьской ночью он был арестован. Шетарди пишет, что солдаты при аресте обращались с ним грубо, но есть и другие мнения – солдаты уважали бывшего фельдмаршала, поэтому вели себя с ним уважительно. Дальше – следствие. Костомаров пишет, что из всех арестованных Миних был «невиннее всех». Так-то оно так, но Елизавете он сумел насолить более всех других, он не рассмотрел в ней будущую императрицу, он был с ней недостаточно почтителен и попросту не замечал ее, чем обижал еще больше.

Судя по опросным листам, Миниха судили в основном за верную службу Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне, а еще за то, что он никогда не выказывал желания посадить на трон Елизавету Петровну. Обвинение в том, что он, назначая на должности, отдавал предпочтение землякам, было общим, в этом обвиняли и Остермана, и Бирона, и Левенвольде, но в случае с Минихом налицо противоречие. Ведь именно он повысил жалованье русским офицерам, приравняв их к иностранцам. Обвинений было много, и все они носили чисто формальный характер.

Председателем судебной комиссии был князь Никита Трубецкой. На турецкой войне по его вине, может быть из-за нерасторопности, но не исключено, что по причине воровства, не были доставлены вовремя в армию провиант и оружие. Дело обнаружилось, и только благодаря заступничеству Миниха Трубецкой избежал военного суда. И вот теперь этот человек обвиняет бывшего фельдмаршала в казнокрадстве. Миних смог в этом оправдаться, сославшись на сохранившиеся донесения, но он не стал этого делать. Ответ его комиссии и самому Трубецкому был таков: «Пред судом Всевышнего мое оправдание будет лучше принято, чем перед вашим судом! Я в одном только внутренне себя укоряю – зачем не повесил тебя, когда ты занимал должность генерал-кригс-комиссара во время турецкой войны и был обличен в похищении казенного достояния. Вот этого я себе не прощу до самой смерти». Сидя за занавеской, императрица слышала эти слова, и тут же повелела прекратить следствие над Минихом. Понятно, что о смертной казни речи быть не могло, главное было услать людей старой власти подальше от Петербурга. Их час кончился, на арену дворцовой жизни пришли другие люди.

Казнь мной уже описана, скажу только в дополнение, что решение Елизаветы относительно жен преступников было милостивым. Они могли следовать за своими мужьями в ссылку, но имели также право остаться в собственном доме со всеми правами состояния. Декабристки были не первыми, кто последовал за мужьями в Сибирь. Верная супруга Миниха Варвара Елеонора разделила с мужем все тяготы сибирской жизни. Наблюдать за отправкой ссыльных из Петербруга было поручено князю Шаховскому. В своих записках он оставил необычайно яркое описание поведения Миниха накануне отъезда. Вначале Шаховской был у Остермана и застал его стенающим и плачущим от боли в ногах и отчаяния от предстоящей поездки. Левенвольде вообще бился в истерике. Затем князь направился в казарму к Миниху: «Как только в оную казарму двери передо мной отворились, то он, стоя у другой стены, возле окна ко входу спиною, в тот же миг поворотясь, в смелом виде с такими быстро растворенными глазами, с каким я имел случай неоднократно в опасных с неприятелем сражениях порохом окуриваемым видать, шел ко мне навстречу, и приближаясь, смело смотря на меня, ожидал, что я скажу. Сии мной примеченные сего мужа геройские и против своего злосчастия оказуемые знаки возбуждали во мне желание и в том случае оказать ему излишнее пред другими такими же почтение, но как то было бы тогда неприлично и для меня бедственно, то я сколько возмог, не переменяя своего вида, так же как и прежним двум, уже отправленным, все подлежащие ему в пристойном виде объявил и довольно приметил, что он более досаду, нежели печаль и страх на лице своем являл».

Пелым – крохотный поселок в двадцать домов в 700 верстах от Тобольска, сейчас он входит в состав Екатеринбургской области. Поселили ссыльных в доме воеводы за высоким частоколом. С Минихом в ссылку пошли врач и пастор и несколько человек слуг. Все они имели право выходить за забор, но сам Миних был пленником. Но он не переносил бездействия. С присущим ему оптимизмом он принялся за работу, развел небольшой огород подле дома. В письме к брату (его Елизавета не арестовала) Миних пишет, что местное население, «кои стрелянием соболей и оленей питаются», не знает, что такое горох, лук, брюква и капуста. Он был религиозен, поэтому истово молился Богу, изучал латынь, много читал. Но самым интересным занятием для Миниха, особенно в первое время, было писать письма в Петербург. Это были не просто прошения о помиловании, не слезные обещания «искупить вину», это инженерные проекты по улучшению жизни Петербурга, строительству гаваней и новых каналов. Были и военные проекты, например, об укреплении украинской линии против турецкой границы, и даже размышления о новой войне с Турцией. При этом он писал, что осуществить его инженерные идеи может только он, Миних, поэтому пора бы вернуть его из ссылки в нормальную жизнь.