Борис Островский - Остров Врангеля

Первый год пребывания зимовщиков на острове прошел благополучно, скучать не приходилось, дела у всех было достаточно, снабжение и качественно и количественно вполне удовлетворяло. В свободное время развлекались охотой, поездками в окрестности, сбором коллекций и чтением.

Но с начала второго года выяснилось, что нервная система некоторых из зимовщиков явно не приспособлена к условиям полярной жизни. Захворал повар Петрик. Уже и в прошлом году за ним примечали какие-то странности. «Наш повар Петрик, — заносит в дневник Званцев, — часто выходил в тундру и грозил кому-то в горах кулаком, прислушивался к чему-то, точно, слушая, что происходит под землей. Кому-то отвечал: «Иду, иду» и уходил за реку. Это нас смущало, но как-то думалось: «Ничего, пройдет». Но не прошло. Повар заболел помешательством. Во время бури Петрик без шапки отправлялся на берег. Он долго стоял там, грозил кому-то кулаком и старался перекричать вихрь. По временам до слуха зимовщиков доносились его вопли и непонятные обрывки фраз. Ветер рвал его волосы и длинную бороду.

Присутствие на острове в течение двух лет психически больного принесло всем зимовщикам не мало хлопот, связанных с уходом за больным. Необходимо было направить его на материк и как можно скорей. Об этом послали соответствующий запрос. С материка сообщили по радио, что на остров 2 июля отправлена из Владивостока шхуна «Чукотка», которая привезет уголь, продовольствие и снимет больного. Ежедневно с острова посылались на шхуну ледовые сводки, правда, довольно неутешительные. И в самом деле: впереди острова до самого горизонта, «насколько хватал глаз, стоял девятибалльный сплоченный лед полями; только узким пятимильным поясом остров окружала полоска воды… Мы в ледяном плену. Что-то будет!» — записывает Званцев.

6 июля удалось непосредственно связаться с «Чукоткой». Узнали, что шхуна затерта льдами в устье Ванкарема. С напряженным вниманием следили на острове за сигналами с «Чукотки». Ночью, среди воющего шторма и пурги «Чукотка» сообщила, что раздавлена льдами и погибает.

По распоряжению Минеева, на радиостанции установлена круглосуточная вахта. Со шхуны поступали радиограммы:

От 26 июля: «Пока держимся в сплошном штормующем льду, изо всех сил стараемся спасти шхуну, пассажиров; есть женщины, дети. Паники нет».

28-го шхуна еще держалась, 29-го — весь день молчание, а шторм тем временем крепчал все более. Наконец, 30-го вечером молчавшая шхуна неожиданно заговорила:

«Потеряли остатки гребного винта, просим немедленной помощи».

В ночь на 31 июля шхуна дала последнее радио: «Положение безнадежно… Слушайте каждые десять минут… Скажите, сколько времени…»

Повидимому, хотели еще что-то спросить, но решительный момент заставил всех покинуть судно. Радио оборвалось.

Находившийся в 7 милях транспорт «Лейтенант Шмидт» отвечал шхуне:

«Советую оставить шхуну, спасайте пассажиров, команду, себя, высаживайтесь на лед. Вышлю, если позволит лед, на помощь команду. Берегите людей. Судно помочь бессильно, с опасением ждем шквалов. Капитан Миловзоров».

Однако ледовая экспедиция с «Лейтенанта Шмидта» не состоялась. Трудную миссию спасения людей с «Чукотки» выполнил пароход «Колыма» под командой капитана Сергеевского. «Колыме» удалось пробиться к «Чукотке» и остановиться от нее всего лишь в миле расстояния. Люди со шхуны были спасены.

Однако гибель «Чукотки» не остановила оказания помощи обитателям острова. 12 августа на остров поступило следующее сообщение:

«Целях успешного продвижения тралера «Гагара» к острову Врангеля, сообщайте ежедневно состояние льдов, направление, силу ветра, термометр, полдень, полночь. «Гагарой» командует Дублицкий».

Из последующих радиосообщений с уже находившейся в пути «Гагары» выяснилось, что на всякий случай на борту тралера находятся эскимосы, собаки и полное снаряжение для продвижения на остров по льдам.

Решив, что рейс «Гагары» к острову, сопряженный с непреодолимыми препятствиями, не выполним, Минеев послал на материк радиограмму, где изложил свои соображения и просил отменить рейс. Рейс «Гагары» был отменен.

На материке не забывали о зимовщиках: оказать им помощь и доставить новую смену старались при первом же удобном случае. К концу третьего года зимовки, 16 июня на остров было послано сообщение, что сюда отправляется новое судно — пароход «Совет» под командой уже известного нам отважного полярника капитана Дублицкого. Зимовщики с нетерпением ожидали дальнейших сообщений.

16 августа перехватили радиограмму с «Совета» во Владивосток, из которой выяснилось, что пароход затерт льдами где- то в широте 71°11′, причем получил повреждения и течь в носовой части.

20 августа лед стал понемногу расходиться. Воспользовавшись этим, «Совет» медленно, с большим трудом стал пробиваться к острову Врангеля. Опять неудача: на пароходе лопнули болты гребного вала. Пока занимались починкой, произошло новое передвижение льдов, открытые места исчезли, плотное кольцо сомкнувшихся льдов прекратило всякую возможность продвигаться вперед.

21 августа Дублицкий собрал судовое совещание, на котором обсуждался вопрос «о положении парохода «Совет», находящегося в дрейфе, на пути к острову Врангеля». Несмотря на все трудности движения в тяжелых арктических льдах, было принято по инициативе капитана Дублицкого решение — пробиваться к острову, используя все возможности.

В то время, когда совещались на пароходе, Минеев также созвал совещание на острове. Учитывая чрезвычайно тяжелое положение парохода и хорошо зная, чтоб за опасность для парохода представляют льды, окружающие остров, решили сообщить на «Совет», что колония может продержаться еще год при условии, если на самолетах будет доставлено кое-что из продуктов и припасов, в чем испытывается острая нужда, а также снят душевнобольной. Повидимому, надежды у Минеева на подход в этом году «Совета» не было никакой. Дублицкий отвечал, что всемерно поддерживает проект оказания помощи острову самолетом, но тем не менее до самой последней возможности будет продолжать попытки достигнуть острова Врангеля.

Ежедневно по нескольку раз обитатели колонии, вооружившись биноклями, подымались на холм и напряженно всматривались в даль: там они различали силуэт парохода, видели дымок и даже огонь на мачте. «Даже не верилось, что это небольшое расстояние не одолеет корабль».

«Совет» так и не мог одолеть всего лишь 19 миль, которые отделяли его от берега. Все время льды стояли сплошной, непреодолимой стеной. Еще на две мили приблизился пароход. Наши зимовщики собрали на горе большой костер и зажгли его. С парохода заметили огонь и сообщили об этом. Но дальнейшая борьба со льдом была явно бесполезна.