К.А. Иностранцев - Хунну и Гунны (разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

К гипотезе о Чёрных Гуннах, возникших в представлении Хоуорса по аналогии с Чёрными Уграми и Хазарами, за отсутствием исторических известий, нельзя относиться с доверием.

В заключение всего вышеизложенного мы должны сказать, что возобновление теории монголизма не было вызвано открытием нового материала, а личными убеждениями одного учёного. В небольшом докладе на съезде, в общих чертах, он изложил то, что по большей части было известно и до него.

Подводя итоги всей монгольской теории, нужно сказать, что её никоим образом нельзя считать сданной в архив. Это доказывает не только появление вышеприведённой статьи Хоуорса, но сравнительная распространённость её среди не специалистов. Её влияние бывает заметно и в строго научных трудах [30] Напр. К.Я. Грот, «Моравия и Мадьяры с половины IX до начала X в.» (СПБ. 1881), стр. 84. , и в популярно научной литературе [31] Напр. Реклю «Земля и люди» (изд. Ильина), т. VII, стр. 167. , и в простых учебниках. Эта теория, первая в хронологическом порядке, в вопросах о происхождении Хунну и Гуннов по большей части строго придерживалась этнографической классификации, а в вопросах о взаимных отношениях этих двух народов считалась с историческими фактами. Если она правильно и основательно принимала Хунну и Гуннов за один и тот же народ, то в отожествлении их с Монголами во первых считала вескими доказательствами такие, которые на самом деле не выдерживают критики, и во вторых имела вообще неправильное понятие о расположении племён и народов Средней Азии в их исторической последовательности. Тем не менее нужно сказать, что для того, чтобы признать её действительной, нужны новые доказательства, новые материалы, а большинство исследователей в настоящее время не может быть причислено к сторонникам теории монголизма.

Следующая по времени за теорией монголизма была теория, отличавшая Хунну от Гуннов и считавшая первых Турками, а вторых Финнами. Особенно строго проводил её известный полиглотт Клапрот, неоднократно писавший по этому вопросу и доказывавший несомненный, как он думал, финнизм Гуннов и турчизм Хунну. Этот учёный справедливо считается главным представителем теории. Более того, он, собственно говоря, создал её, он же развил и распространил её в науке. Если теория монголизма образовалась постепенно, слагалась из мнений различных учёных и нуждалась в окончательном обобщении, то теория финнизма Гуннов и турчизма Хунну сложилась сразу; она обязана своим явлением одному учёному. Таким образом, если она должна была быть цельнее первой, то в ней однако более допустимы недосмотры. Трудность создания усложнялась ещё тем, что предлагавшему её нужно было не только доказывать верность своего взгляда, но и отрицать другие, предшествовавшие доводы. Из всего этого видно, что взявший на себя такой труд должен был являться настоящим реформатором в изучаемом нами вопросе, и таким действительно нужно назвать Клапрота.

Однако, признавая всё значение этого учёного, мы должны сказать, что ещё до него высказался по поводу происхождения Хунну, уже придерживаясь мнения о турчизме этого народа, известный французский монгололог Абель Ремюза в своём сочинении «Recherches sur les langues tartares» (Paris, 1820). В этом исследовании, как уже видно из самого заглавия, не историческом, он однако коснулся некоторых исторических вопросов. К ним принадлежит и вопрос о происхождении Хунну. О Гуннах он почти ничего не говорил. Поэтому мы и можем считать его первым, высказавшимся по поводу новой теории, отвергающей старую, но только относительно одной её части, именно происхождения Хунну. Вышеназванное сочинение касается татарских языков, т.е. имеет цели филологические. К этим языкам наш автор причисляет: манчжурский, монгольский, восточно–турецкий и тибетский. Кроме небольшого предисловия, введения и небольшого же заключения, сочинение это делится на семь глав. Первая говорит об этих народах вообще. Вторая касается несториянско–татарского алфавита. Третья — древнего письма Татар. Четвёртая — орфографии и грамматики Манчжуров. Пятая — монгольского языка и его диалектов. Шестая — восточно–турецкого или уйгурского языка. Наконец, седьмая — тибетского. Интересующего нас вопроса Ремюза коснулся в первой, пятой и шестой главах. Сообразно с этим начнём и мы обозрение его мнений и доказательств.

Говоря о различных именах татарских народов, этот учёный должен был сказать и о происхождении имени Хунну. Он вообще придерживался того взгляда, что почти все варианты имени этих кочевников, приводимые в китайских летописях, тенденциозные переделки с оскорбительным значением. Так «Хунь–ё (Hun–yo) может значить проданные рабы; Гуй–фан (Koueï–fang) — дьявольские, Хянь–юнь (Hian–yun) канальи, Хунну (Hiong–nou) — дурные рабы, Ту–гю (Thou–kiouei) — наглые собаки и т.д. Это — воспоминания о ненависти и презрении, который китайцы всегда имели к Татарам вследствие их невежества, а также разбоев и набегов, которые они постоянно совершали на земли империи» (стр. 8–9). Однако он думает, что Китайцы не произвольно выдумывали эти выражения, а обращали внимание на имена, которые Татары сами себе давали. Он склонен видеть в них татарские имена, только транскрибированные по китайски, с изменениями, свойственными китайскому языку. Он думал, что китайцы старались, чтобы соединение знаков, передовавших [так в тексте] эти имена, имело бы сатирический или презрительный смысл. При этом Ремюза указал на слово Ту–гю, которое, будучи верной передачей слова турок на китайском языке, вместе с тем имеет ругательный смысл (стр. 9). Подтверждение этому он видит ещё в том, что у китайских авторов иногда имя одного и того же народа изменяется по эпохам, но эти изменения никогда не бывают очень значительны, и без всякого труда можно заметить их общее происхождение. Так один и тот же народ носит то имя Хунь–ё, то Хянь–юнь, то Хунну (стр. 10).

Очень трудно, по его мнению, найти настоящее имя народа, имея только китайскую транскрипцию. Причиной этого бывает часто незнание языка народа. Этот случай мы имеем и в отношении Хунну. Тут Ремюза высказал своё мнение о тожестве Хунну и Гуннов и указал на Дегиня, как на главного представителя этого отожествления. «Однако нужно сказать по правде», замечает он, «что Дегинь недостаточно доказал это тожество, которое, хотя и предлагает в свою пользу некоторую вероятность, но представляет и довольно большие затруднения» (стр. 11 и Введение, стр. XLVI). В совершенную противоположность Нейману, Ремюза придерживался того взгляда, что «историки и географы китайские, говоря о татарском народе, всегда стараются указать группу, к которой он принадлежит, относится ли это напр, к Хунну, т.е. Туркам или к Дун–ху, т.е. к Восточным варварам» (стр. 23). Итак, хотя в вопросе о происхождении имени этих кочевников Ремюза и придерживался мнений, не отличавшихся от мнений некоторых из предшествовавших ему писателей [32] Вспомним мнение Дегиня по этому поводу. , но он развил их и даже привёл в систему, распространив эти изменения не только на данный случай, но и на другие. Многие сторонники монгольской теории, напр. Нейман и Иоакинф, придерживались этого же мнения относительно измененпя имени, и вообще нужно сказать, что оно может считаться наиболее распространённым в исследованиях, касающихся нашего вопроса.