Андрей Ланьков - Северная Корея: вчера и сегодня

Различие 4 фракций было весьма четким. Конечно, возможны были и некоторые сложные случаи, когда один и тот же человек мог быть отнесен сразу к нескольким группировкам. Такой неоднозначной фигурой была, например, Пак Чжон Э (Вера Цой). Она долго жила в СССР, потом была заброшена для нелегальной работы в Корею, установила там связи с местными подпольщиками, но после Освобождения одной из первых стала ориентироваться на партизан Ким Ир Сена. Она, таким образом, может быть отнесена сразу к трем фракциям. Однако эта и еще несколько подобных ситуаций нетипичны, в целом грани между фракциями были весьма четкими и принадлежность человека к той или иной конкретной группировке обычно не вызывала сомнений ни у него самого, ни у окружающих. Это был не его выбор, а естественная производная его биографии, того, откуда в 1945–1948 гг. он прибыл в Корею, и того, что он делал до 1945 г.

До конца 1940-х гг. противоречия между 4 основными фракциями загонялись вглубь. Немалую роль играли в этом и советские власти, которые не без основания опасались обострения фракционной борьбы, и, выдвигая на первый план Ким Ир Сена и «советскую» группировку, в то самое время старались обеспечивать некоторое равновесие сил. Это равновесие очень хорошо заметно при анализе состава ЦК ТПК второго созыва, сформированного в марте 1948 г., в котором существовало чуть ли не арифметическое равенство всех 4 группировок. Особенно ярко это проявилось в его высшем, наиболее важном эшелоне, то есть в его Постоянном Комитете (так тогда называлось Политбюро). В состав Постоянного Комитета вошло 15 человек. Три группировки (советская, яньаньская и внутренняя) имели там по четыре представителя, а партизанская — три, так что равенство было просто идеальным. [196]

Тем не менее, отношения между группировками уже с самого начала не были идилличными. Представители каждой из фракций, связанные общим прошлым, общими взглядами и привычками, держались особняком, у каждой фракции был свой круг неформального общения, свои признанные и полупризнанные лидеры. Так, среди «советской» группировки на первый план довольно быстро выдвинулся А. И. Хегай, в доме которого постоянно собирались советские корейцы. Взаимная настороженность между фракциями тоже давала себя знать с самого начала. Представители «местной» группировки относились с подозрением к «янаньцам» и «советским» как к эмигрантам, не имевшим отношения к собственно подпольной борьбе. «Партизаны» недолюбливали «советских», считая их как бы и вовсе ненастоящими корейцами, а те, в свою очередь, свысока относились «партизанам» как к людям малообразованным и не имеющим никакого опыта хозяйственного и административного руководства. Список этих противоречий можно было бы продолжать довольно долго, даже сейчас, спустя полвека, в ходе бесед с участниками тех событий автору не раз приходилось ощущать, каких заметных масштабов достигала эта взаимная неприязнь или, по меньшей мере, отчуждение в корейском руководстве рубежа 40-х и 50-х годов. [197]Питательной почвой для этих разногласий служила корейская политическая культура, для которой всегда была характерна тяга к фракционности, дроблению. Ким Ир Сен умело воспользовался этими разногласиями.

Напряженность в отношениях группировок периодически прорывалась уже в первые годы существования КНДР. Так, один из советских корейцев рассказывал мне, что уже в 1947 г. он слышал о том, что в своем кругу многие из бывших партизан не только очень зло отзывались о выходцах из СССР и Китая, но и говорили, что со временем надеются отделаться от этих людей. [198]В то же время тогда такие мысли приходилось держать при себе: фракционная борьба жестко пресекалась.

Некоторые из советских дипломатов и военных с самого начала осознавали, что фракционность является серьезной потенциальной угрозой для стабильности нового режима. Подтверждением этому стало письмо, которое 20 апреля 1948 г. В. В. Ковыженко направил в ЦК КПСС. В настоящее время копия этого письма находится в архиве автора. В то время В. В. Ковыженко, впоследствии — известный дипломат, был работником Политуправления 25-й армии. В своем письме В. В. Ковыженко коротко обрисовал фракционный состав северокорейского руководства. Он выделил четыре группировки в тогдашнем руководстве ТПК: 1) бывшие подпольщики (руководителем их он считал Пак Хон Ена); 2) вернувшиеся из Китая эмигранты-партизаны (к ним, помимо Ким Ир Сена и Чхве Ен Гона, он также относил и Ким Му Чжона); 3) советские корейцы; 4) вернувшиеся их Китая эмигранты-интеллигенты во главе с Ким Ду Боном. По-видимому, письмо В. В. Ковыженко является первым официальным документом, в котором о существовании группировок в ТПК заявлено с полной четкостью. Следует отметить, что В. В. Ковыженко ни в коем случае не относит Ким Ир Сена и его партизан к советской группировке (как довольно долго делали зарубежные наблюдатели). Другая любопытная черта письма: хотя оно и было написано за полтора года до формального объединения Трудовых партий Севера и Юга, они фактически рассматриваются как единая организация. В. В. Ковыженко даже упоминает мимоходом о предстоящем их объединении как о деле, в принципе, решенном.

Письмо заполнено подробными описаниями конфликтов и интриг между фракциями, которые уже к 1948 г. достигли немалого размаха. При этом особое внимание уделяется кампании против выходцев с Юга и лично против Пак Хон Ена, отношения к которому в официальном уже тогда было натянутым. По словам В. В. Ковыженко: «Уже в конце 1946 г. стало заметно это охлаждение Ким Ир Сена, имеющего слабость прислушиваться к льстецам и подхалимам, по отношению к Пак Хон Ену и его товарищам из Южной Кореи». Можно привести только один их множества эпизодов, о которых идет речь в письме. Еще в 1946 г. Шабшин, в те времена — сотрудник советской военной разведки, активно общавшийся с Пак Хон Еном и высоко его ценивший, написал (под корейским псевдонимом) статью под названием «Пак Хон Ен — великий патриот корейского народа». Однако официальные корейские газеты отказывались печатать эту статью, сылаясь на то, что она вызовет неудовольствие Ким Ир Сена. Только после «определенного нажима» (выражение Ковыженко) со стороны советской военной администрации, в которой Шабшин играл немалую роль, статью напечатали. Тем не менее, ее название было изменено на более безобидное «Пак Хон Ен — один из видных деятелей Кореи». Рассказывает В. В. Ковыженко и о слежке, которую люди Ким Ир Сена вели за выходцами с Юга.

По поводу причин всех этих разногласий, В. В. Ковыженко замечает: «В основе всех недоразумений и натянутых отношений между этими группами лежат не какие-либо принципиальные расхождения по важнейшим политическим вопросам (в этом отношении между руководством обеих партий имеется достаточное единство взглядов), а личные интересы — борьба за руководящие посты, при общей склонности корейских деятелей к групповщине и всевозможным взаимным интригам, что усугубляется недостатком опыта и политической зрелости». В. В Кавыженко говорит, что он обсуждал ситуацию с советскими генералами — Н. Г. Лебедевым и А. А. Романенко, а также с полковником Игнатьевым, но принятые теми меры оказались неэффективными: отношения между группировками продолжали ухудшаться.