Владимир Шигин - Короли абордажа

Тем временем на сидевшем на мели корабле после упорного сопротивления все же спустили кроваво-красный флаг Али. Но и после этого многие матросы, невзирая на приказы своих начальников, отказывались сложить оружие. В своей реляции принц Нассау-Зиген писал об этом эпизоде: «Турецкий корабль спустил свой флаг, я оставил его, считая сдавшимся, но он снова открыл ружейный огонь в то время, когда наши лодки к нему приблизились, и огонь продолжался около четверти часа. Утомленный его упрямством, я приказал подвести к нему брандер, что заставило его просить пощады. Граф Апраксин и граф де Вербоа, французский волонтер, уже вступили на палубу, как люди, бывшие на рубке, снова начали пальбу, командир брандера и 3 солдата, бывшие в шлюпке графа Апраксина, были убиты, но, увидев горящий фитиль, турки окончательно сдались».

Поль Джонс со шлюпкой передал Зигену записку, прося принца не уничтожать захваченный линейный корабль. Но Зиген никого слушать не собирался.

— Взорвать! — приказал он.

— Но зачем, ведь корабль и так в наших руках! — поразился даже бывший при нем переводчиком известный бретер и авантюрист лейтенант Дама.

— Взорвать! — уже в бешенстве закричал принц.

На приткнувшемся к линейному кораблю брандере немедленно подпалили пороховые шланги-сосисы. Взрыв страшной силы буквально вырвал громаду корабельного корпуса ввысь. На глазах ошеломленных людей он разломился на куски, которые со страшным грохотом обрушились в воду.

Но к этому времени Аллах, видимо, окончательно отвернулся от турок. Не успели еще моряки султана прийти в себя от взрыва линейного корабля, как их ждала новая неожиданность, еще более ошеломляющая: на отходе не справился с управлением и сел на мель корабль самого капудан-паши. Гассан-паша был в ярости. Янычары-телохранители тут же на шканцах рубили головы несчастным рулевым и греку-штурману. Сам же капудан-паша, не теряя времени, перескочил на проходивший мимо фрегат и, подняв на его грот-мачте свой флаг, вновь принялся наводить порядок на отходившем флоте. Удрученные взрывом одного корабля и посадкой на мель второго, турки как-то сразу утратили весь свой боевой пыл и повернули вспять. Сначала одно, затем второе, третье судно поворачивали к Очакову и, прекращая всякое сопротивление, обращались в бегство.

— Ура! Переломили хребет Абдулке! Наша берет! — кричали на русских судах уже познавшие вкус первой победы матросы.

Вскоре гребные суда, как и в первый раз, окружили брошенный на произвол судьбы корабль капудан-паши. Несколько залпов в упор — и он занялся полыхающим костром. И хотя команда недвижимого исполина защищалась, он был обречен. Турецкий корабль был атакован фрегатом «Святой Николай». Зайдя в корму, тот принялся безнаказанно расстреливать его смертоносными продольными залпами. Видя, что положение безвыходно, турки спустили флаг с кормового флагштока. Остался лишь адмиральский, прибитый к грот-брам-стеньге гвоздями. Капитан «Николая» капитан-лейтенант Данилов, видя, что турки сдаются, велел прекратить пальбу. Спустив шлюпку, он послал мичмана за флагом. И снова вмешался упрямец Зиген!

— Адмиральский флаг не спущен — значит, он еще не сдается! Добить! — приказал он.

Причина столь упорного нежелания принца пленять турецкие корабли объяснялась просто. Нассау-Зиген не без основания опасался, что немалые призовые деньги за захваченные линкоры Адмиралтейств-коллегия присудит не ему, а загнавшему их на мель Джонсу. Уничтожив же корабли, принц получал причитавшиеся наградные, пусть меньшие, но сам. На глазах у возмущенных моряков «Святого Николая» к турецкому линейному кораблю подскочило сразу несколько зигеновских галер, которые тут же принялись расстреливать беспомощный корабль. Видя, что смерть неизбежна, турки вновь подняли боевой флаг и возобновили пушечный и ружейный огонь. Вторично заставить их сдаться было уже невозможно. Остатки команды решили стоять насмерть. Тем временем к кораблю пробились сразу несколько брандерских лодок и, сцепившись с ним, загорелись. Но и из пламени пожара еще раздавались выстрелы последних защитников турецкого флагмана. И лишь когда пожар охватил весь корабль, турки стали бросаться в воду, откуда их уже вылавливали наши матросы. Но все же большая часть команды так и осталась на борту гибнущего корабля, предпочтя смерть сдаче в плен.

Уже в сумерках российская корабельная эскадра и гребная флотилия встали на якоря на дистанции пушечного выстрела от Очакова. Орудия на судах были заряжены, и прислуга наготове. Капитаны помнили клятву капудан-паши выбить наш флот из лимана и были готовы ко всяким неожиданностям. К этому времени оба российских флагмана окончательно разругались. Поль Джонс, со свойственной ему прямотой и непосредственностью, высказался относительно действий командующего гребной флотилией:

— Не пойму, в здравом ли рассудке наш принц! Ведь последнему школяру ясно, что если у тебя был один гусак да сосед подарил тебе еще одного, то у тебя стало два. Увы, принцы арифметики не понимают!

Тем временем спустилась ночь. Было тихо. Высоко в небе блистали звезды. Но лунный серп, словно изогнутый турецкий ятаган, тревожно напоминал чутко вслушивающимся в темноту людям, что где-то неподалеку враг, изрядно потрепанный, но еще до конца не сломленный, а потому готовый на самое отчаянное предприятие.

Но Гассан-паша о нападении уже не помышлял. Старый флотоводец решил, что пришло время самому выбираться из лимана под прикрытие главных сил флота. Вчерашнее поражение внесло уныние и растерянность в ряды его команд. Эски-Гассан понимал, что для поднятия духа его людям нужна хотя бы небольшая передышка. Нет, капудан-паша вовсе не собирался бежать из-под Очакова! Он хотел лишь, оттянувшись в море, навести порядок на своем флоте, ободрить растерявшихся и казнить трусов, а затем снова обрушиться всею силой на головы неверных и выполнить данное им султану обещание! Стараясь не шуметь, его суда начали поворачивать на выход из лимана. Ночь скрывала от противника этот маневр, и Гассан-паша был уверен, что преподнесет русским неприятный сюрприз, когда те с рассветом внезапно обнаружат, что турецкий флот, незаметно покинув лиман, уже находится в полной безопасности.

За час до полуночи на российских судах неожиданно для себя услышали яростную канонаду. Это, заметя крадущихся вдоль Кинбурна турок, заговорили пушки замаскированного на самом конце косы блок-форта. Наведением пушек командовал самолично Суворов.

— Видишь, фонарик вроде как по воде плывет, — показывал генерал-аншеф очередному артиллеристу. — Вот в него и лупи!

Огонь суворовских пушек был для турок совершенно неожидан. Разумеется, что маленький блок-форт был бессилен остановить огромный турецкий флот и не мог бы долго в одиночестве противостоять его артиллерийской мощи. Но он совершил иное! Попав под внезапный обстрел, турецкие суда заметались в панике, капитаны просто не понимали, что происходит вокруг, а команды, и без того бывшие под тягостным впечатлением вчерашнего поражения, теперь обезумели вконец. Всего лишь несколько залпов прозвучало с суворовской батареи, но этого было достаточно, чтобы превратить целый флот в скопище не поддающихся никакому управлению судов. В темноте, пытаясь вырваться из ставшего ловушкой лимана, они то и дело таранили друг друга, и тогда матросы в панике разряжали пушки по своим. Огромная палящая и сцепившаяся масса быстро потеряла узкий фарватер. И тут началось! То одно, то другое, а то и сразу по нескольку турецкие суда стали выскакивать на мель.