Владимир Шигин - Короли абордажа

Так как военный и финансовый вклад в битву при Лепанто разделили между собой союзники, то победа принадлежала всем.

В Риме, как сообщает кардинал, „все обезумели от радости, и больше всех сам папа, который, как мы всерьез опасались, умрет от счастья, так как старик глаз не сомкнул эти две ночи“. В порыве восхищения папа Пий V предложил лично короновать Филиппа II как императора Востока, если тот вернет Константинополь. Значительный успех испанской монархии на политической арене сосредоточил внимание Запада на Испании. Лихорадочное возбуждение тех дней отражено в поздравительных посланиях, полученных в те дни испанским двором, доном Хуаном Австрийским и другими главными виновниками торжества. Когда в довершение ко всему королева Испании вскоре произвела на свет принца Фердинанда, то сложилось впечатление, что само небо нарочно соединило эти радостные события. Филипп II в беседе с папским нунцием выразил надежду на то, что его сын будет новым защитником христианского мира. Рождение принца укрепило мистические надежды, уже давно существовавшие в Кастилии, на появление освободителя по имени Фердинанд. На великолепном полотне Тициана, написанном вскоре, два события объединены воедино. Но мессианский энтузиазм, охвативший всех, порождал порою замыслы непомерно смелые. В Португалии иезуиты поощряли молодого короля Себастьяна в его планах перенести войну против ислама в самое сердце Африки. Получив несколько искаженную версию новости о победе при Лепанто, иезуит в Кохинхине, например, решил, что дон Хуан освободил Святую Землю. Победа христиан, казалось тогда многим, должна была привести к полному разгрому ислама в Средиземноморье».

Вскоре после Лепанто Колонна два раза встретился с турками у берегов Мореи, но оба раза Улуг уклонился от боя, а так как он не был связан тихоходными галеасами, то мог решать по своему усмотрению вопрос, принимать или не принимать бой.

Разногласия между союзниками сильно задержали начало кампании 1572 года. Только в конце июля Колонна, потеряв всякое терпение, вышел с папской эскадрой из Мессины, перешел на Корфу, где соединился с венецианской эскадрой и направился к острову Цериго, чтобы принудить Улуг-Али к решительному бою.

Папско-венецианский флот насчитывал 140 галер и 6 галеасов. Однако опытный Улуг-Али вызова не принял, а, избегая решительного столкновения, утомлял союзников своими маневрами.

— Великий и всемогущий падишах требует ответа, почему ты не нападаешь? — спросили у Улуг-Али посланцы Селима.

— Передайте потрясателю Вселенной, что я буду защищать Эгейское море, как волк защищает свою нору, и обхитрю гяуров, как мудрая лиса, дождавшись, пока они не перессорятся между собой! — велел он передать ответ султану.

В конце концов, утомленный Колонна вернулся на Корфу, куда к этому времени подошел с оставшимся флотом вырвавшийся из-под братской опеки Дон Жуан.

2 августа Дон Жуан Австрийский получил наконец от своего сводного брата Филиппа II, успокоенного действиями герцога Альбы во Фландрии, разрешение снова возглавить войска и вышел в море с 65 галерами.

1 сентября после долгих мытарств обе эскадры объединились и взяли курс на Модон. План Дона Жуана состоял в том, чтобы, высадившись в заливе Наварино и окружив турок, заставить их сдаться.

— Я предлагаю искать и уничтожать! — сразу же заявил решительный принц.

На этот раз ему никто не возражал.

Уже на следующий день объединенный союзный флот вышел в море на поиск неприятеля. Турок искали у Наварина, но не нашли. Слишком много времени было потеряно.

9 сентября весь громадный флот вышел в море против Улуга, одна половина флота которого стояла в Наваринской бухте, а другая — в Модоне (Метоне). Улуг, однако, не дал захватить себя врасплох и стянул все свои корабли в модонскую бухту, которая была прикрыта сильной береговой батареей. Союзники не решились атаковать его и стали в Наварине ожидать его выхода.

Капудан-паша успел хорошо приготовиться к встрече и установил на берегу множество пушек, которые надежно прикрывали его стоявший под берегом флот. Нападать в таких условиях было безумием. Дон Жуан все же хотел попытать счастья.

— Шанс у нас есть! Надо лишь напасть ночью и посеять среди турок панику! Я сам готов пойти на передовой галере и подать пример остальным!

Но адмиральский совет высказался единодушно против. Безрезультатно прождав до глубокой осени выхода в море Улуг-Али, союзники вынуждены были ни с чем разойтись по своим портам. Кампания была вчистую выиграна Улуг-Али исключительно благодаря его осторожности и разногласиям в стане противника. Улуг достиг своей цели и освободил турецкие воды от неприятеля. В данном случае Улуг-Али не прибег к прямому наступлению на врага, но расчетливо и обдуманно повел кампанию, правильно оценив и противника и обстановку, благодаря чему и добился соответствующего успеха. При этом историки единодушно признают, что вины Дон Жуана во всем этом нет никакой. Он сделал все, что мог, а остальное ему просто не дали. Теперь он снова был не у дел.

Кампания 1572 года была союзниками бездарно проиграна. Сам Сервантес устами Пленника говорит об этом в «Дон Кихоте» так: «В семьдесят втором году я, будучи гребцом на адмиральском судне, оказался свидетелем Наваринской битвы. На моих глазах был упущен случай захватить в гавани турецкий флот, ибо вся турецкая морская и наземная пехота была уверена, что ее атакуют в самой гавани, и держала наготове платье и башмаки (так турки называют свою обувь) с тем, чтобы, не дожидаясь, когда ее разобьют, бежать сухопутьем: столь великий страх внушал ей наш флот. Случилось, однако ж, не так — и не по вине или по небрежению нашего адмирала, но по грехам христиан и потому, что произволением и попущением божьим всегда находятся палачи, которые нас карают. И точно: Улудж-Али отступил к крепости Модон, что на берегу греческого Пелопоннеса, и, высадив войско, укрепил вход в гавань и просидел там до тех пор, пока сеньор дон Хуан не возвратился вспять».

Действительно, 7 октября, в день годовщины Лепанто, сильнейшие осенние дожди вынудили христианский флот оставить свои позиции и вернуться в Сайте. Единственным утешением в этой бесславной экспедиции был захват галерой «Волчица» под началом дона Альваро де Басаном галеры «Добыча», на которой оказался сын знаменитого берберийского корсара по прозвищу Рыжая Борода (Барбаросса), которого турки величали «богом войны и родным отцом своих воинов, счастливым и непобедимым предводителем правоверных».

В описании самого Сервантеса, в рассказе все того же Пленника это происходило следующим образом: «Сын Рыжей Бороды был жесток и дурно обходился с пленниками. И вот как скоро гребцы увидели, что галера „Волчица“ гонится за ними и уже настигает, то все разом побросали весла (гребцами были пленные рабы-христиане. — В.Ш. ) и, схватив капитана, который, находясь на галере, кричал, чтобы они дружнее гребли, стали перебрасывать его от одной скамьи к другой, от кормы до самого носа. И при этом так его искусали, что вскоре после того, как он оказался у них в руках, душа его оказалась в преисподней, — столь жестоко, повторяю, он с ними обходился и такую вызвал к себе ненависть».