Сергей Павлюченков - Военный коммунизм в России: власть и массы

Весна 1918 года стала для Ленина очередным этапом в разработке военно-коммунистической политики и скандально раздутый левыми коммунистами пункт о компромиссе с буржуазией оказался не более чем попыткой адаптации старой политики к обострившейся ситуации, которая, впрочем, не имела никаких практических последствий, кроме бури в стакане вциковской воды. Его поглотили более существенные вопросы курса, разработанного Лениным после переезда в Кремль.

Общий замысел заключался в попытке некоего компромисса с буржуазными слоями с целью обуздания стихии в городе и в стремлении направить энергию изголодавшихся рабочих против мелких деревенских хозяйчиков. Главной государственной проблемой оставалось умиротворение рабочих и добыча продовольствия у крестьян. В ее решении Ленин твердо встал на точку зрения необходимости насильственных методов. И опыт разгона Учредительного собрания служил здесь вдохновляющим примером. Крестьянство, чьи депутаты в Собрании составляли абсолютное большинство, стерпело это насилие, продемонстрировав свою индифферентность. Поэтому Ленин имел все основания надеяться, что стерпит и еще. Серия последовавших майских и июньских декретов, положивших начало политике продовольственной диктатуры, по своему объективному значению далеко выходила за рамки продовольственного законодательства и имела огромное значение для всего последующего хода событий и становления всеобъемлющей системы военного коммунизма.

Уже 27 апреля главный составитель компродовских декретов А. И. Свидерский сообщил сессии московских продовольственников о готовящихся проектах по организации крестьянской бедноты и продовольственных отрядов. Первый из них — Декрет ВЦИК и СНК от 13 мая о чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию, — по сути, дублировал известное по семнадцатому году постановление Временного правительства о государственной хлебной монополии, объявляя, «что ни один пуд хлеба не должен оставаться на руках держателей, за исключением количества, необходимого для обсеменения их полей и на продовольствие их семей до нового урожая». Однако советский декрет был более суров, предусматривая самые жесткие репрессивные меры во исполнение монополии вплоть до применения вооруженной силы в случае сопротивления и поощрение доносительства.

Декрет 13 мая и последовавшие в его развитие постановления об организации рабочих продотрядов, а также декрет 11 июня об организации комитетов деревенской бедноты внесли качественно новый элемент в отношения государства и деревни. Цюрупа 9 мая в докладе ВЦИКу откровенно завил, что «у нас нет другого выхода, как объявить войну деревенской буржуазии, которая имеет значительные запасы даже недалеко под Москвой и не дает их ни голодающей Москве, ни Петрограду, ни другим центральным губерниям» [119] Протоколы заседаний ВЦИК 4-го созыва. Стенографический отчет. М., 1920. С. 250. . Чтобы окончательно развеять сомнения аудитории в смысле сказанного, в заключительной речи он еще раз подчеркнул:

«Я желаю с совершенной откровенностью заявить, что речь идет о войне, только с оружием в руках можно получить хлеб» [120] Там же. С. 254. .

ЦК большевиков сделал окончательный выбор, его вожди Свердлов и Троцкий в своих выступлениях 20 мая и 4 июня во ВЦИКе огласили перед советской аудиторией, что их партия за гражданскую войну. Да здравствует гражданская война! [121] Там же. С. 294, 389.

Разумеется не все большевистское руководство поспешило разделить столь радикальный курс. Основным оппонентом ленинского плана стала хозяйственная группировка Рыкова, который еще в 1917 году в дискуссиях с Лениным проявил свою принадлежность к умеренному крылу большевизма. Рыков продолжал сохранять пост московского облпродкомиссара и имел опыт, который позволял ему с полным основанием критически отнестись к проекту продовольственной диктатуры и войны с деревней. Он повторял, что вести экономическую политику штыком — это безумие. Во главе с Рыковым составилась так называемая «продовольственная оппозиция» из хозяйственных руководителей, которая выдвинула альтернативу продовольственной диктатуре. Она заключалась в развитии собственно экономических, эквивалентных отношений с деревней на основе товарообмена и гибкой политики цен. В обращении к Совнаркому оппозиция заявляла, что ввиду крайне тяжелого положения необходимо «признать продовольственную диктатуру в настоящее время совершенно нежелательной и крайне вредной» [122] РГАЭ. Ф. 1943. On. 1. Д. 141. Л. 74–76; РЦХИДНИ. Ф. 19. On. 1. Д. 112. Л. 2. .

В противоположность крикливой левокоммунистической группировке, в лице Рыкова и его команды ленинское большинство ЦК партии получило сильную и компетентную оппозицию, отрицавшую компромиссы с буржуазией, но вместе с тем склонную учитывать интересы и особенности крестьянства. Однако чисто экономические расчеты для Ленина не имели решающего значения. Продовольственная политика была тесно увязана с социально-политическими задачами борьбы с капитализмом, основной базой которого теперь были признаны зажиточные крестьяне.

План вооруженного похода и разжигания гражданской войны в деревне вызвал ожесточенное сопротивление и со стороны эсеро-меныневистских представителей в Советах. Они предупреждали, что попытка решить продовольственный вопрос путем гражданской войны окончится таким же крахом, каким окончилась уже испробованная война в городе для промышленности. Нужна не война, а организация, говорили они и предлагали опереться на представительные крестьянские Советы, на восстановление демократического строя и в конце концов завершали все своим Карфагеном — требовали созыва Учредительного собрания. Во всей небольшевистской прессе вспоминали недавнее и оказавшееся малоэффективным продовольственное диктаторство Троцкого. Однако, обрушив на читателя поток доводов по экономической нецелесообразности и политической опасности новой затеи большевиков, оппозиционная печать тоскливо поникала головой, признавая, что хлебная монополия и продовольственная диктатура для большевиков уже не средство, а самоцель. «Ведь хлебная монополия — одно из звеньев „социализации торговли и промышленности“, отказ от нее знаменовал бы банкротство немедленного социализма». «Бесспорно, это главный мотив для поддержки монополии в центре», — заключала «Свобода России».

В мае 1918 года лозунг учета и контроля уступил место более откровенному лозунгу централизации — централизации банковского дела, управления промышленностью, продовольственного дела и, наконец, политической власти. Вооруженный поход в деревню и разжигание гражданской войны были лишь первой целью. Вторым направлением удара законодательства о продовольственной диктатуре были сами Советы. В этот период обострились противоречия между центральной властью и губернскими Советами. В марте — мае 1918 года Советы Саратовской, Самарской, Симбирской, Астраханской, Вятской, Казанской, Тамбовской и других губерний, где подавляющее большинство делегатов представляло интересы крестьянства, при поддержке делегатов от рабочих приняли постановление об отмене старых твердых цен на хлеб и восстановили свободную торговлю, Это был бунт против экономической политики большевиков. Ответ Москвы выразился в известном декрете от 13 мая о введении продовольственной диктатуры и особенно декрете ВЦИК и СНК от 27 мая о реорганизации Наркомпрода и местных продовольственных органов. Последним устанавливалось подчинение всех губернских и уездных продовольственных органов не местным Советам, а непосредственно наркому продовольствия, который получал право отменять постановления Совдепов и входить во ВЦИК с предложением о предании их суду.