Кеннет Роуз - Король Георг V

Весьма знаменательно, что между королевой Александрой и принцессой Мэй было не так уж много столкновений, а между королем Эдуардом и принцем Георгом их вообще не отмечалось. Ценности, которые разделяет одно поколение, редко полностью воспринимаются следующим; к примеру, Ганноверский дом имеет весьма длинную историю конфликтов между монархом и его наследником. Проживая значительную часть года всего в нескольких сотнях метров друг от друга, две семьи волей-неволей создавали ситуации для взаимных претензий или даже отчуждения.

Маршруты их передвижений нередко совпадали. Обе семьи встречали Рождество и Новый год в Сандрингеме и возвращались в Лондон только в феврале. В апреле двор перемещался в Виндзор, где принц Уэльский был частым гостем, а затем снова возвращался в столицу, где оставался до июньских скачек в Аскоте. Принц обычно сопровождал отца на скачки в Гудвуд в июле и в Кауз в августе, где совершал прогулки на королевской яхте «Британия». В первые дни сезона охоты на шотландских тетеревов они разлучались, но вскоре вновь воссоединялись в Шотландии — король находился в Балморале, принц — в расположенном неподалеку замке Эбергелди. В октябре Сандрингем привлекал и отца, и сына охотой на куропаток. В течение остального времени года они снова и снова встречались — по государственным делам в Лондоне, приветствовали иностранных государей в Виндзоре, стреляли фазанов в одном из охотничьих угодий.

Как ни странно, сибаритствующий, космополитичный отец и его сдержанный, дисциплинированный сын никогда не раздражали друг друга. Король с трудом переносил разлуку с сыном больше чем на неделю-другую, каждый раз страдая так, будто виделся с ним в последний раз, и всегда радостно приветствовал его по возвращении. Когда король говорил о принце Георге, отмечал один из друзей, голос его смягчался, на лице появлялась немного грустная улыбка, припасенная для тех, кого он любил. Оскорбленный на всю жизнь тем, что до восшествия на трон (на шестидесятом году жизни) он был полностью отстранен от всяких государственных дел, король теперь стремился сделать так, чтобы его наследник был к ним лучше подготовлен. Таким образом, принц получал наиболее важные правительственные документы, а в Виндзоре его письменный стол располагался рядом с отцовским. Обе эти привилегии в предыдущее царствование были просто немыслимы.

Привязанность принца Георга к отцу была не менее сильной. Наверное, некоторые моменты частной жизни отца нарушали его внутреннее спокойствие, но протестовать принц Георг решился лишь однажды, когда узнал, что кегельбан в Сандрингеме превращен — подумать только! — в библиотеку. Когда же отца пытались критиковать другие, он резко выступал против. Однажды будущий архиепископ Ланг в разговоре с принцем высказал сожаление в связи с посещением королем католической заупокойной мессы по убитому португальскому королю Карлу, добавив, что соответствующий прецедент можно найти разве что у Якова II. Вовсе не являясь сторонником экуменического движения, принц, однако, возразил: «И очень неплохой прецедент!» Славившийся своим красноречием, Ланг, язык которого не знал отдыха, не преминул напомнить ему о судьбе Якова II Стюарта. [24] Английский король, свергнут в 1688 г. в ходе так называемой Славной революции.

По отношению к отцу принц Уэльский демонстрировал не только вполне понятную сыновнюю преданность, но и верность подданного своему монарху. То, что король по крайней мере (не неся ответственности за политику кабинета) не может сделать ничего дурного, было для него не просто конституционной нормой, но и абсолютной истиной. На подданных он смотрел с иерархической точки зрения: хороший король в своем замке, хороший принц у ворот. Пока его отец правил, такое подобострастие лишало их отношения непосредственности и живости: когда же принц Георг сам взошел на трон, это отрицательно повлияло на его собственные отношения с женой и детьми.

Память принца и принцессы Уэльских омрачает обидная легенда: будто бы он был чересчур суровым отцом, а она бесчувственной матерью. Однако свидетельств современников, подтверждающих это, не существует, тогда как имеющиеся сведения говорят как раз об обратном. Их дети были такими же счастливыми, как и другие их сверстники. Осенью 1903 г. адмирал Фишер писал жене из Балморала: «Два маленьких принца — чудесные мальчишки; все обеденное время они проболтали, не выказывая ни малейшей робости». Дейвиду, будущему королю Эдуарду VIII, было тогда девять лет, Берти, будущему королю Георгу VI, — семь.

Почти через полвека, находясь в изгнании, герцог Виндзорский, старший из детей, напишет книгу воспоминаний под названием «История короля», где иронично охарактеризует недостатки родителей. Тем не менее он соглашается с тем, что, какие бы неприятности ни вспоминались ему сейчас, годы, приходящиеся на период непосредственно до и после восхождения его отца на трон, отнюдь не были плохими. «Сандрингем, — пишет он, — в основном походил на мальчишескую идиллию». И чуть ниже: «Сегодня я нахожу, что мой дневник виндзорского периода полон светлых и радостных моментов». В его детстве были и многочасовые велосипедные поездки по королевским имениям, и шумные игры в гольф, и щедрые подарки на дни рождения и Рождество. Принц Уэльский, который научил сыновей стрелять в тринадцатилетнем возрасте, разрешал им в конце сезона бродить по лесам в поисках отбившихся от стаи фазанов. «Он смеялся и шутил, — пишет герцог Виндзорский, — и эти „тихие дни“ в Сандрингеме оставили о нем самые лучшие воспоминания».

Как и дети из большинства других королевских семей, они работали и играли одни, лишенные стимулирующего воздействия классной комнаты или футбольного поля, но тем не менее это был сплоченный коллектив братьев, подстрекаемых, а иногда и руководимых в своих действиях единственной сестрой. Поверив, что их наставник-француз, мсье Уа, только и мечтает о том, чтобы отведать национальное блюдо из лягушек, они хитростью заставили его съесть с гренками целую тарелку головастиков. Профессору Освальду, который пытался научить их немецкому языку, доставалось еще больше. «Принц Альберт не просто невнимателен, — жаловался тот. — Когда я начинаю его бранить, он дергает меня за бороду». Мальчики разыгрывали даже своего якобы чрезвычайно сурового отца. Однажды они с восторгом наблюдали за тем, как постепенно растворяется ложка, которой он помешивал чай, — купленная в магазине для шутников, она была сделана из материала с очень низкой точкой плавления. Все это явно не вписывается в представления о деспоте-отце и несчастных детях.

Откуда вообще взялась эта легенда? Мейбл, графиня Эрли, подруга детства принцессы Мэй, а впоследствии ее постоянная компаньонка и придворная дама, уже в преклонные годы писала: