Лев Минц - Старая индейская тропа

В программу входят еще состязания в меткости: стрельба из лука и из допотопных ружей, театрализованная схватка индейцев и очень многое другое индейское... Года два назад в газетах (не галлапских, впрочем) появилось сообщение, что среди участников нет индейцев; это циркачи-профессионалы, которых нанимают устроители.

Устроители на этот выпад реагировать не стали, но поместили в газетах снимок: старик-индеец, исполнитель заклинания, едет со своим конем в машине для перевозки крупного рогатого скота со стадиона Рэд Рокс, возвращаясь к себе в резервацию. Дряхлый воин довольно и устало улыбается, в руках у него бутыль виски, а в волосах перо. Соблюдая объективность, организаторы празднеств признали, что среди выступающих есть определенный процент неиндейцев, но уточнять этот процент не стали. Что греха таить не так уж много найдется теперь навахо, способных выступить на уровне современных требований к древности...

В то же самое время, когда лжеиндейцы на стадионе Рэд Рокс, завывая хорошо поставленными голосами, горячат мустангов, в ста милях к северу от стадиона возвращаются с вечерней смены шахтеры. Все они принадлежат к племени навахо, и в их подлинности сомневаться не приходится - стоит лишь заглянуть в расчетные книжки. Поскольку в профсоюз их не принимают, то и зарплата у них весьма невысока. Профсоюз принимает только людей, выполняющих все обязанности гражданина Соединенных Штатов и налогоплательщика, а живущие в резервациях индейцы к таковым отнесены быть не могут.

Навахо работают в "Юта Интернэшнл". Земля, в которую врылись шахты, принадлежит племени, и компания платит совету старейшин по пятнадцать центов за каждую тонну угля. Когда-то эта сумма была относительно приличной, но с тех пор цена на уголь на мировых рынках достигла двадцати долларов за тонну. Неполный процент, отсчитываемый индейцам, стал выглядеть смехотворным.

Уголь отправляется на Фор Корнерз, одну из крупнейших теплоэлектростанций в стране. И одну из самых грязных.

Когда первые спутники только начинали делать фотоснимки из космоса, Фор Корнерз можно было заметить сразу - такой мощный серый хвост тянулся из ее труб. Днем и ночью падает на землю резервации навахо серый пепел, и все серее и серее становится трава. Дышать в резервации, где живут сто пятнадцать тысяч индейцев, тяжело, у большинства людей слезятся глаза. Но попробуйте собрать здесь подписи под петицией, требующей закрыть электростанцию! Сочувствующий индейцам белый студент из Нью-Йорка Дэниэл Плискин, попытавшийся это сделать, еле ноги унес. Он все стремился объяснить навахо необходимость бороться за охрану окружающей среды, и они его слушали со вниманием. Но стоило ему заикнуться об электростанции Фор Корнерз, как настроение слушателей резко изменилось. Прав был, конечно, Плискин, но и навахо понять можно: на компанию работает пятьсот индейцев, большинство - из их племени. И если белые могли бы попытаться найти себе работу в других местах, то индейцам просто некуда деваться. "Юта Интернэшнл" дает работу рядом с домом.

Ток, вырабатываемый на станции, идет в далекие города - Финикс в штате Аризона, в Лос-Анджелес. На резервацию тока не хватает, и в индейских хибарах коптят керосиновые лампы.

Кажется, все, что происходит с индейцами навахо в их взаимоотношениях с компанией "Юта Интернэшнл", взято из хрестоматии как наглядный пример положения краснокожих американцев. Как и положено в хрестоматийном примере, здесь или черное или белое. Тем не менее все описанное выше совершенно реально.

Примерно так же реально, как и то, что индейцев в Соединенных Штатах осталось восемьсот пятьдесят тысяч - это меньше половины процента населения, - а принадлежит индейским племенам почти половина залежей урана и треть залежей лучшего угля на западе Штатов. Как и то, что на территории индейских резерваций есть и нефть и газ. Как и то, что индейцам все эти дары природы не принесли ни малейшего достатка.

Дело в том, что все договоры, позволяющие добывать полезные ископаемые, подписаны лет двадцать пять - тридцать тому назад, когда и цены были не те, и индейцы во всей этой механике почти не разбирались.

В 1976 году радиоактивная вода - несколько миллионов гектолитров - из урановой шахты компании "Юнайтед Нюклеар" вылилась в реку Пуэрко и просочилась в подземные источники в индейской резервации. Система очистки работала из рук вон плохо, менять ее следовало давно, но у компании все как-то руки не доходили. Катастрофу можно было сравнить разве что с аварией ядерного реактора. Старейшины пытались протестовать, но компания пригрозила, что закроет шахту. Правда, при этом дирекция обещала, что почву в резервации исследуют и убытки возместят.

Кнут и пряник были применены в неравной пропорции: почти все мужчины из близлежащей резервации работают именно на этой шахте, так что безработным оказалось бы почти все племя. Почву компания исследует и по сей день.

Эта история так бы и кончилась, не кончившись никак, если бы среди здешних индейцев не появился Девитт Диллон из племени кроу.

...Ему было восемь лет, когда произошел случай, оказавший влияние на всю его последующую жизнь. Было это во время войны. Девитт жил в резервации неподалеку от городка Хардин в штате Монтана. Вместе с женщинами и стариками своего племени он помогал белому фермеру убирать урожай. Рабочих рук не хватало, и фермер - звали его Уилл Сеппанен охотно предоставил работу индейцам. Тем более что кроу считались - даже по мнению белых - людьми трудолюбивыми и надежными. Кроме индейцев, на ферме работали какие-то белые иностранцы. Девитт ни слова не понимал, что они говорят. И хотя сам он тогда по-английски разбирал с пятого на десятое, мог, однако, сообразить, что это не тот язык, на котором говорят мистер и миссис Сеппанен и шериф Янгхазбенд, заезжавший иногда на ферму. Кто-то ему объяснил, что белые эти - немцы - военнопленные из близлежащего лагеря. Девитт, помнится, удивился еще, что немцы так похожи на обыкновенных белых. Он знал, что они враги Штатов, и, когда один из них хотел подарить мальчику алюминиевое колечко, юный индеец отвернулся.

Работа шла споро, и мистер Сеппанен, умевший ценить хорошую работу, пригласил своих добровольных и недобровольных помощников отметить окончание жатвы в местном ресторане.

Немцев привел конвоир, пересчитал, и они спокойно прошли в зал. А затем вышел хозяин заведения и, поманив к себе фермера, без лишних слов показал ему на табличку у входа: "Индейцам и собакам вход воспрещен!"

Индейцы молча вернулись в склад на вокзале - там они жили. К вечеру смущенный и пьяный Сеппанен привез им кучу еды и питья из ресторана, но, помнит Девитт, один старик запретил брать хоть что-нибудь. Утром индейцы ушли к себе в резервацию.