Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

Частные визитёры толпами ломились в номер гостиницы к Витте, чтобы засвидетельствовать почтение, выразить поддержку, сделать подсказку или просто получить на память автограф. Конечно, принять всех он не мог, но проявил терпение и выдержку, чтобы удовлетворить запросы наиболее известных, полезных для переговоров и имиджа России или самых наглых визитёров. 4/17 августа в Портсмут приехал знаменитый сыщик Пинкертон, чтобы лично познакомиться с «величайшим деятелем нашей эпохи». Сыщик, привыкший к собственной славе, потребовал немедленного «допуска к телу» Сергея Юльевича, но тот был занят и попросил Пинкертона прийти на следующий день. Как пишет в своём дневнике Коростовец, американец с трудом скрывал своё возмущение таким приёмом.

В числе посетителей была и супруга пленного адмирала Рождественского, гражданка США (7/20 августа).

Витте отнюдь не считал Россию побеждённой и сразу по приезде в США заявил, что если требования японцев будут чрезмерными, то Россия продолжит войну. Никаких контрибуций Японии она платить не намерена. Вероятно, ему было известно (или он догадывался), что и у японцев запас прочности был на пределе, и продолжение войны с русским левиафаном явно не входило в их цели. Им нужно было не мешкая, как можно быстрее дипломатически закрепить свои победы над русскими.

Когда Витте из Нью-Йорка ехал на поезде в Портсмут, он подошёл к машинисту паровоза и публично пожал ему руку. Этот жест вызвал у американцев бурю восторга — такого не позволял себе даже «насквозь демократичный» президент Рузвельт! Эти симпатии американских граждан в конечном итоге повлияли на линию поведения посредника Рузвельта: если первоначально он симпатизировал Японии, то потом ему пришлось от этого отказаться, ибо в противном случае его бы не поняли собственные граждане. И президент в конечном итоге оказал давление на правительство микадо, чтобы оно согласилось на те условия, которые предложила Россия. Когда Комура упрекнул Витте в том, что тот ведёт себя как победитель, будущий граф ответил:

— Здесь нет победителей, а потому нет и побеждённых.

Еврейская община США была настроена резко против Витте — сказывалась политика погромов и дискриминации евреев правительством России. И здесь Витте пренебрёг традиционными правилами дипломатии и пошёл на установление контактов с еврейскими представителями Дж. Шиффом и О. Штраусом. Он однажды взял автомобиль и поехал по еврейским кварталам. Сергей Юльевич останавливался и говорил с ними начистоту, и они поняли его и признались, что хотя в США они чувствуют себя лучше, но сильно тоскуют по России, своей родине. Настроение влиятельной еврейской общины было переломлено в пользу России.

«…Я сумел своим поведением разбудить в американцах сознание, — пишет Витте, — что мы, русские, и по крови, и по культуре, и по религии им сродни, приехали вести у них тяжбу с расой, им чуждой по всем элементам, определяющим природу, суть нации и её дух. Они увидали во мне человека такого же, как они, который, несмотря на своё высокое положение, несмотря на то, что является представителем самодержца, такой же, как и государственные и общественные деятели (Америки. — Б. Г.)».

Вот яркий пример истинного понимания миссии и роли дипломата!

До начала переговоров стороны проверили полномочия своих партнёров и представили друг другу соответствующие верительные грамоты. Барон Кому-ра забыл свои грамоты в номере гостиницы и обещал представить их на следующем заседании. Сергей Юльевич не стал делать из этого события, но на следующий день внимательно изучил аккредитивы японца и заметил, что в английском варианте документа отсутствовала заверительная надпись об аутентичности перевода с японского. Комура сказал, что в японских традициях нет такого правила, но он готов вместе с послом Така-хирой поставить такую подпись.

Но на этом Витте не успокоился. Он обратил внимание на то, что в верительных грамотах японца было положение, согласно которому император Страны восходящего солнца мог подвергнуть будущий документ о мире обсуждению до того, как он будет ратифицирован в парламенте. Такого порядка в российской дипломатической практике не было, и Витте настоял на том, чтобы и его верительная грамота в этом смысле рассматривалась японцами наравне с грамотой Комуры. На этот предмет барон Комура представил русской стороне специальное письменное заверение.

Потом определились с порядком работы, составом непосредственных участников, рабочими языками. С русской стороны за столом переговоров, кроме Витте, оказались барон Р. Р. Розен, К. Д. Набоков, Ж. Плансон и И. Коростовец. Их визави были барон Комура, посол Такахира, А. Сато, К. Отчиаи и М. Адачи. Поскольку Сергей Юльевич не знал английского языка, а барон Комура долгое время притворялся, что не владеет французским, то рабочими языками стали русский, японский, английский и французский. Тексты всех документов составлялись на французском и английском языках. Каждое заседание начиналось утверждением протокола предыдущего. В середине дня делалась пауза на ленч, который съедали вместе в одном зале.

Да, Витте не делал из дипломатического этикета фетиш, но там, где протокол затрагивал содержание и судьбу переговоров, он настаивал на неукоснительном соблюдении протокола. Так, он попросил Р. Р. Розена проследить за тем, чтобы японцам ни в чём не было отдано преимущества — даже при произнесении заздравных тостов в честь микадо и царя. Тост за царя должен был звучать первым.

Было условлено, что переговоры в Портсмуте должны были быть тайными, но Витте распорядился сделать утечку информации американским газетам и выставил жёсткую позицию японцев на всеобщее обсуждение. В результате Япония была представлена публике как кровожадный хищник, стремящийся лишь получить территории и деньги и игнорирующий права корейской и китайской наций. Естественно, это вызвало ярость японцев, но для российской делегации на карту было поставлено слишком много, и для достижения нужного результата она пошла и на этот шаг.

Японцы торжественно передали свои условия мира, включавшие 12 пунктов, на первом официальном заседании 28 июля/10 августа 1905 года. Характерно, что Витте принял их совсем по-будничному даже не заглядывая в них, положил рядом на стол и сказал, что «на досуге изучит».

Переговоры зашли в тупик из-за Сахалина и контрибуций. Русская сторона никоим образом не хотела поступаться островом или платить японцам контрибуции и стала демонстративным способом упаковывать чемоданы и готовиться к отъезду. Это привело японскую делегацию в состояние глубокой прострации. К такому исходу она была не готова. Комура хорошо понимал, что «кровожадная» позиция Японии не вызывала симпатию общества ни в США, ни в Европе, а он не мог допустить срыва переговоров. К тому же в Токио не было единства относительно целей переговоров, в правительстве «ястребы» и «голуби» были представлены примерно в равной пропорции, и Комура не мог предвидеть, как отнесутся к нему, если он вернётся домой с пустыми руками.