Леонид Иванов - Смерть диверсантам и шпионам!: Правда о СМЕРШе

3 мая я приехал в Москву на должность начальника Особого отдела КГБ по Московскому военному округу, а 14 мая мне уже вручили ордер на квартиру. Вот так советская власть заботилась о своих кадрах.

Особый отдел МВО — отдел необычный. Во-первых, он числится ведущим среди других особых отделов округов, всегда должен выглядеть положительно по результатам своей работы и показывать пример другим. Он должен быть образцовым во всех отношениях.

Во-вторых, он находится в столице, рядом с высшими государственными и правительственными органами. В-третьих, если что необычное происходит в стране, это сразу сказывается на работе Особого отдела округа. В-четвертых, Особый отдел округа проводил и проводит такие мероприятия, которые не предусмотрены никакими руководящими приказами КГБ.

Много хлопот было у меня во время работы начальником Особого отдела КГБ СССР при обеспечении безопасности военных парадов. Для обеспечения безопасности при подготовке парадов выделялось человек 25 офицеров. Необходимо было проверить всё — чтобы не было патрона, снаряда, умысла, ошибки.

С командующим МВО В. Говоровым у меня были прекрасные отношения, он помогал мне всегда и во всем. Когда я приезжал к нему, он даже выбегал из-за стола, обнимал, благодарил за работу. По его приглашению я дважды поднимался на Мавзолей во время генеральных репетиций военных парадов в ночное время. Не могу описать то радостное, необычное чувство, которое охватывало меня при этом.

Со времени совместной службы в Германии у меня сохранялись прекрасные отношения с генерал-лейтенантом Андреем Яковлевичем Ведениным. В годы войны он командовал стрелковым корпусом, затем был на различных командных должностях в войсках, а в 70-х был назначен комендантом Московского Кремля. Несколько раз он приглашал нас с Полиной Ивановной посетить Кремль, лично провожал по священным для каждого русского человека зданиям и площадям, рассказывал истории и легенды, связанные с тем или иным сооружением. Андрей Яковлевич был разносторонним, знающим и остроумным человеком. В своих ярких, запоминающихся артистичных рассказах он никогда не повторялся. Эти посещения Кремля были для нас исключительно интересны и запомнились на всю жизнь.

Когда я бывал на партактивах в Кремле, меня всегда встречал А. Веденин и представлял каждому, с кем мы встречались, как лучшего военного контрразведчика. Мне всегда неловко было это слышать.

Много забот было связано с похоронами видных военачальников. При мне в ЦДСА были прощания со многими ушедшими из жизни полководцами, крупными учеными. Во время этих мероприятий встречал там всех членов Политбюро, а Л. Брежневу всегда представлялся. Поскольку он помнил меня по прежним встречам, то иногда задавал один-два вопроса.

22–23 октября 1957 года в Большом Кремлевском дворце состоялся актив Московского гарнизона и центрального аппарата Министерства обороны. В Президиуме находились все члены Политбюро во главе с Н. Хрущевым и наиболее видные военачальники.

Я тоже был приглашен на актив.

В начале актива Хрущев объявил, что речь пойдет о министре обороны Маршале Советского Союза Г. К. Жукове. Он сообщил, что в Политбюро поступили сведения о том, что Жуков в своей работе игнорирует политорганы, незаслуженно увольняет большое количество офицеров, проявляет грубость, а также создает в армии культ собственной личности. После краткого выступления Хрущева слово было предоставлено военачальникам. Все они, так или иначе, соглашались со словами Хрущева. Правда, высказывания большинства из них были общего характера, без должного подтверждения фактами. Более того, чувствовалась натянутость в некоторых выступлениях, создавалось впечатление, что они выступают по команде.

Замечу, что верность Г. К. Жукову сохранил генерал армии С. М. Штеменко, тогда начальник ГРУ. Именно благодаря Штеменко, имевшему свои каналы связи, Жуков узнал о происходящих событиях и 26 октября вернулся в Москву из столицы Албании Тираны. Позднее Хрущев провел целое следствие по вопросу информированности Жукова и, узнав, что сообщение ушло по линии военной разведки, снял Штеменко с поста.

Хрущев выступал дважды. Оба раза он говорил долго, бессвязно, перескакивая с одного вопроса на другой, часто повторяясь. Вспоминал войну, критиковал И. Сталина. Почему-то проявлял большое недовольство тем, что при телефонном звонке Сталину тот не поднимал телефонную трубку сам, а поручал это делать Маленкову.

В коридоре возле зала был вывешен большой конный портрет Жукова на фоне разрушенного Берлина. Этим портретом Хрущев хотел подчеркнуть бонапартистские замашки Жукова. Хотя Жуков мог вовсе не знать об этом портрете, так как портрет не был нигде ранее выставлен.

Присутствовавшие в зале офицеры и генералы, как было видно, чувствовали себя не в лучшей форме, многие были удручены, сидели, низко опустив головы.

После возвращения из Югославии — Албании, в тот же день, на заседании Президиума ЦК КПСС Г. К. Жуков был снят со своих постов, а 27 февраля 1958 года уволен в отставку.

Позднее мне рассказывали, что Г. Жуков, войдя в свой кабинет, приказал адъютанту собрать его личные вещи, заявив, что в этом кабинете он больше никогда не появится.

Указанные мероприятия, а фактически расправу с маршалом Хрущев провел, опасаясь всевозрастающего авторитета Г. Жукова, большого уважения к полководцу всего советского народа.

Надо ли говорить, что отставка потрясла Г. Жукова. Служба Родине была для него смыслом всей жизни. Народный герой, он пал под ударами пигмеев.

Дети этих пигмеев через 34 года за тридцать сребреников отправят в отставку и Советский Союз.

Когда умер А. М. Василевский, его жена в разговоре с Брежневым спросила: «Как быть с орденами Победы?» У А. Василевского, как и у Г. Жукова, их было два. Эти ордена очень высокой стоимости, как и Звезды Героев, и полководческие награды после смерти их кавалеров положено было сдать государству. Брежнев, наверно, думая уже больше о себе, распорядился — «оставить». Это был прецедент, и с тех пор большинство драгоценных наград оставалось в семьях.