Руслан Скрынников - 1612 год

Отрепьев предпринимал настойчивые попытки втянуть Речь Посполитую в военные действия против России. С этой целью он направил в Краков Яна Бучинского. Свидание «секретаря» с королем состоялось не ранее 14 мая 1605 г. В этот день король составил письмо Мнишеку с известием о прибытии гонца от московского царя. Гонец проделал путь из России в Польшу за две-три недели или более того. Очевидно, самозванец отрядил гонца Бучинского к королю в апреле, когда сам еще находился в Путивле.

Секретарь самозванца своей рукой сделал приписку на обороте королевского письма Мнишеку. Для верного истолкования приписки надо иметь в виду, что известие о мятеже под Кромами еще не достигло Речи Посполитой.

Запись Бучинского является своего рода финансовой ведомостью. Она зафиксировала, кому и сколько пообещал Лжедмитрий I за немедленную военную помощь. На первом месте стоит «его милость король». В свое время Сигизмунд III пообещал самозванцу 40 000. Отрепьев желал превзойти его щедростью и обещал 80 000 злотых. Необходимо было склонить польское общественное мнение к войне. «На общество» самозванец посулил 55 000. Лишь на третьем месте стояло обязательство «царя» по отношению к невесте — деньги на ее приданое.

Из записи Бучинского следует, что Отрепьев возобновил сватовство в Польше уже весной 1605 г., может быть, после смерти Бориса Годунова. Та же запись раскрывает мотивы его поступков. За пометой о приданом следовали строки, посвященные найму польских войск. Жолнерам «царь» обещал по 100 злотых, гайдукам — по 50 в квартал (три месяца). Отдельно была помещена статья «страва» — по всей видимости, корм для солдат в размере 20 злотых на человека.

Запись была слишком откровенной, и секретарю пришлось заменить слово «жолнерам» на слово «приятелям». Невеста должна была явиться на собственную свадьбу не с солдатами, а с «приятелями», или дружками (свадебный чин). Как видно, мысль вызвать из Самбора вместе с невестой наемное войско возникла у самозванца уже весной 1605 г.

Предложенная наемникам плата была фантастически велика. Невеста должна была получить в счет приданого 100 000 злотых, или 30 000 рублей. Гусарам («приятелям») предлагали оклад 30 рублей в квартал, а это значит, что всего за три месяца службы на содержание лишь одного гусарского отряда в 1000 всадников ушло бы 30 000 рублей, и еще столько же — на отряд из 2000 гайдуков.

Переговоры в королевском дворце сопровождались торгом. В результате запись была пополнена двумя пунктами. Бучинский от имени царя обязался выплатить для покрытия долгов более 100 000 злотых. Имя Юрия Мнишека в записи не упоминалось, но главным кредитором Отрепьева был именно он.

Король имел основания печься о долгах своего сенатора. Хозяева Самбора задолжали королевской казне огромную сумму. Деньги, обещанные Мнишеку, должны были тут же перейти в королевскую казну.

Последним аккордом было обязательство Лжедмитрия уплатить Его Королевской Милости еще 50 000 на «веселье», по случаю его намечавшейся свадьбы.

Запись Бучинского явилась, по существу, первой черновой сметой грядущих расходов «царя Дмитрия». Предполагалось потратить 500 000 злотых на единовременные выплаты королю, семье Мнишеков и «обществу». Наем польского войска должен был повлечь за собой еще большие затраты — никак не менее миллиона злотых, коль скоро речь шла о найме войска на год. Такие расходы не соответствовали возможностям московской казны.

Из Кракова Бучинский уехал в Самбор, откуда летом 1605 г. был отпущен Юрием Мнишеком с письмами и поручениями к «царю».

Отрепьев находился в Путивле и едва сводил концы с концами. Обещание миллионов было с его стороны обычной мистификацией.

Попытка подкупа короля и «общества» не удалась. Польша не пожелала ввязываться в войну с Москвой.

Не осложненная вмешательством извне, гражданская война с весны 1605 г. вступила в новую фазу. Восставшие жители Путивля, Курска и других городов помогли самозванцу развернуть агитацию по всей южной окраине. Гонцы с письмами Лжедмитрия появлялись в казачьих станицах, пограничных городах и даже в столице.

В «прелестных» письмах Лжедмитрия трудно уловить какие-то социальные мотивы. Всех подданных, без различия чина и состояния, «Дмитрий» обещал пожаловать «по своему царскому милосердному обычаю, и наипаче свыше, и в чести держати и все православное християнство в тишине и в покос и во благоденственном житии учинить». Тяжесть царских податей и натуральных повинностей, трехлетний голод и разорение породили в народе глубокое недовольство, а потому люди воспринимали обличения самозванца против злодея-царя, сидевшего в Москве, как откровение. Вчерашний боярин Борис Годунов был, как утверждал «царевич», изменником и убийцей, желавшим предать «злой смерти» их законного, «прирожденного государя».

Уставшее от бедствий население охотно верило посулам Лжедмитрия и связывало с именем «законного» царя надежды на перемены к лучшему.

Участие в восстании принесло определенные материальные выгоды податному населению. Сбор государственных податей был сорван по всей Северской земле. С наступлением весны казаки северских и южных степных городов перестали пахать государеву десятинную пашню. Отрепьев раздавал самые щедрые обещания дворянам и детям боярским, оказавшимся в его лагере.

Самозванец обладал редкими способностями, но не получил достаточного образования. В дни своего недолгого монашества он успел выучить Новый Завет и некоторые другие священные книги. В других областях его познания были отрывочными и путаными. Пользуясь досугом в Путивле, «царевич» решил заняться своим образованием. 10 апреля 1605 г. он вызвал в избу своих тайных духовников-иезуитов и объявил им, что намерен брать у них уроки. С утра час отводился изучению философии, вечером наступала очередь грамматики и литературы. Во время занятий Отрепьев стоял с непокрытой головой, прилежно повторяя урок, слово в слово, за своими учителями. Лжедмитрию хватило терпения и прилежания на три дня, после чего он распростился со школой раз и навсегда.

После трапезы Отрепьев охотно проводил время в обществе польских «товарищей» и капелланов. Чаше всего он обсуждал с ними две темы. Первой было невежество, праздность и беспутная жизнь русских монахов, о которых он не мог говорить без отвращения. Второй темой являлась необходимость просвещения. В России, говорил самозванец, следует насадить школы и академии, для чего он выпишет в Москву множество учителей, а заодно и учеников. Русских молодых людей он отправит для обучения за границу и пр.

Лжедмитрий вел двойную жизнь, рассчитывая обмануть всех разом. При русских он прилежно играл роль ревнителя православия, при поляках — столь же усердно поклонялся католическим святыням, пил за здоровье генерала Ордена иезуитов.