Руслан Скрынников - 1612 год

Габсбурги готовились к мирным переговорам с Османской империей и потому не помышляли о присоединении к антитурецкой лиге. Сигизмунд III подталкивал Лжедмитрия к войне с турками, но при этом не желал связывать себя союзническими обязательствами. В 1606 г. в Москве узнали о том, что король отказался присоединиться к антитурецкой коалиции. Оставшись без союзников в Европе, Лжедмитрий тем не менее не отказался от своих воинственных планов.

Началом их осуществления стало переименование крепости Царев-Борисов в Царьград. Эта крепость была выстроена на Северском Донце, в глубинах «дикого поля». Отрепьев не прочь был взять на себя миссию освободителя балканских христиан от турецкого ига, для чего надо было изгнать басурман из Константинополя…

С тех пор как самозванец водворился в Кремле, он говорил о своих прожектерских замыслах лишь в тайных и сугубо доверительных беседах с немногими советниками. Во время секретного свидания с патером Савицким в Кремле Лжедмитрий согласился с тем, что в Москве надо учредить иезуитский коллегиум, а также собрать на казенный кошт подготовленных ребяток для определения их в школы. Самозванец не раз выражал намерение послать русских людей в страны Западной Европы для получения образования. При царе Борисе первые русские студенты были отправлены в Англию, Францию, Германию. Самозванец не осмелился последовать примеру Годунова и не выполнил своих намерений.

Любые новшества наталкивались на противодействие со стороны бояр и князей церкви. Получив власть благодаря народному восстанию, Лжедмитрий оставил в неприкосновенности традиционные порядки, служившие оплотом влияния знати и духовенства. Поэтому он не мог найти в русском обществе сил, которые поддержали бы нововведения. Проникшись недоверием к подданным, самозванец искал сочувствия у окружающих его иноземцев, отводил душу в беседах с иезуитами, уповая на их преданность. Между тем для иезуитов «Дмитрий» был не более чем пешкой в их собственной игре.

Проекты самозванца были подчинены конкретным политическим целям. Отрепьев мечтал о том времени, когда он сможет сместить с высших государственных постов бояр и передать эти посты иностранцам, на верность которых наивно рассчитывал.

Понятно, что планы такого рода самодержец держал втайне. Подобно тестю Юрию Мнишеку, он любил толковать о расширении прав московской знати. В письме боярам от 11 августа 1605 г. Мнишек обещал «быть помощником размноженью прав ваших». Не раз беседовавший с Лжедмитрием I поляк Немоевский писал, что тот «желал было дать новые права и писаные законы… и дать некоторую свободу боярам».

Конечно же, самозванец вовсе не намеревался вводить в России польские порядки. В Польше королевская власть была выборной. Короля выбирал сейм, принимавший законы и решавший важнейшие из государственных дел. Монарх должен был служить Речи Посполитой. Он предлагал проекты сенату, но сенаторы могли отвергнуть их. При избрании король приносил присягу на верность шляхте, обещал править милостиво, быть благодарным шляхте за избрание на трон, вести достойную жизнь.

При Грозном на Руси были заведены типографии. Лжедмитрий I следовал по стопам «отца» и оказал покровительство печатнику Ивану Андронову сыну Невежину. Получив от нового царя субсидии, мастер уже 5 июля 1605 г. приступил «в царской его величества друкарне» к печатанию нового издания «Апостола». Работа шла весьма успешно и была завершена 18 марта 1606 г. В Послесловии мастер указал, что книга создана повелением «благочестия поборника, и божественных велений изрядна ревнителя, благоверного и христолюбивого, исконнаго Государя всея великия России, крестоносного царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея России самодержца».

Прошло время, когда Отрепьев дрожал от страха, попав в парадные покои королевского замка в Кракове. Современники, видевшие Лжедмитрия в Кремле, утверждали, что он выглядел как «воин и герой».

В Милане лучшие мастера получили заказ на изготовление парадных рыцарских доспехов для московского царя. На придворных балах великий государь любил шеголять в одежде польского гусара.

Самозванец питал страсть к воинским играм и артиллерии. По его приказу было изготовлено множество мортир и других орудий, которые предполагалось использовать под Азовом. Знаменитый мастер Андрей Чохов отлил орудие, на стволе которого обозначил имя царя Дмитрия Иоанновича. Пушкари проводили учебные стрельбы за Стретенскими воротами «к Напрудному на поли». При этом Отрепьев сам палил из пушек.

Московские мастеровые построили по приказу самозванца потешную крепость из повозок — «гуляй-город». Дощатые стены, укрепленные на повозках, были расписаны изображениями чертей и геенны огненной. Из амбразур торчали стволы пушек. Русские прозвали крепость «адом». Нередко «ад» устанавливали на льду Москвы-реки под стенами Кремля. Русские дворяне обороняли «гуляй-город», а польская рота из состава дворцовой стражи брала ее приступом. Отрепьев наблюдал за маневрами из окон Кремлевского дворца.

В отличие от других властителей Кремля Отрепьев не любил ездить в карете и предпочитал выезжать верхом. В царской конюшне было много чистокровных скакунов, и недавний чернец выбирал себе самых норовистых.

Власть вскружила голову Лжедмитрию. Он стад нетерпелив и высокомерен. На свадебном балу гости после каждого танца должны были склоняться к его ногам. Если же кто нарушал это правило, самозванец не скрывал раздражения. Его тщеславие не знало границ. Чтобы прибавить себе росту, Отрепьев носил непомерной высоты меховые шапки и сапоги на огромных каблуках.

Некоторые современники писали, будто Лжедмитрий не ложился спать трезвым. Так ли это, трудно сказать. В присутствии официальных лиц из Речи Посполитой он производил впечатление человека, умеренного в питье. Поляки, допущенные во дворец, подчеркивали, что государь даже в дни свадебных пиров «при нас никогда не выпил лишнего». Подчеркнем — «при нас»!

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Этой мудрости Лжедмитрий не забывал. Инстинкт самосохранения был в нем чрезвычайно развит. Самозванцу приходилось постоянно быть начеку.

К чему был склонен Отрепьев — так это к щегольству. Пируя, он не раз покидал залу, чтобы переменить платье. На последнем балу он был вначале в русском армяке и в мехах, а затем надел пестро-красный бархатный жупан с зелеными и синими цветами и красную бархатную епанчу с шестью сердечками на месте петлиц. Голову его украшала венгерская шапочка с пером.

В Кремле Отрепьев выстроил себе просторный дворец, возвышавшийся над крепостными стенами. Из окон он мог обозревать столицу. Стены бревенчатой постройки были обиты бархатом и парчой, печи выложены изразцовыми плитками, в хоромах устроено множество потайных дверей и выходов.