Руслан Скрынников - 1612 год

Андронова отличали язвительная речь и цинизм. Образцом его стиля может служить письмо канцлеру Льву Сапеге. Андронов так прокомментировал обещания Жолкевского московитам, данные при подписании московского договора и избрании Владислава: «…где было не учинить тех договоров по их воле, тогды было, конечно, пришло на то, доставать саблею и огнем… лугчи ся с ними тепере обойтиться по их штукам; те их штуки к часу нарушим, их на иную сторону, на правдивую наворотим». Список «ушников» был составлен в тех же целях: «наворотить» события в свою пользу, водворив в Москве послушную клиентуру.

Среди «ушников» Шуйского были бояре князья Иван Куракин и Борис Лыков. Куракин был отличным воеводой и не раз доказывал преданность царю. За это ему была пожалована богатейшая вотчина боярина Петра Басманова, отписанная в казну после смерти вельможи. Братья князя Ивана Куракина получили от царя Василия обширные вотчины из дворцовых земель.

Ближними советниками царя были окольничие князь Данила Мезецкий и Артемий Измайлов, думные дворяне Василий Сукин и Иван Чепчугов, постельничий Иванис Ададуров, а также спальник Иван Измайлов («ближе его и не было»), «отливной чашник» Тимофей Измайлов и стольник Василий Измайлов, «а братья ево и племянники — ближние стряпчие».

В числе «ушников» и «шептунов» царя названы великородный стольник князь Иван Одоевский, князья Ярославского дома кравчий Семен Прозоровский и Алексей Львов («великий шептун и нанозшик Шуйскому»), князь Григорий Хворостинин.

Князь Курбский смеялся над царем Иваном зато, что тот, не доверяя знати, ищет «верников» среди «худородных» приказных людей. Шуйский также приближал приказных. В числе его «ушников» значились родня царицы думный дьяк Василий Янов из московского Разрядного приказа, дьяк Василий Телепнев из Посольского приказа. Томило Луговской из новгородского Разрядного приказа, дьяк Михаил Бегичев («А диачество ему дано за шептанье»), дьяки дворцовые Голенищевы («Злые шептуны»).

Среди сановников составитель списка особо выделил Сукина: «Думной дворенин Василей Борисов сын Сукин. Сидел в Челобитной избе и людей втайне сажал в воду по Шуйского веленью и сам замышлял». Знатный дворянин Сукин получил думный чин от Бориса Годунова. Царь Василий поставил его во главе Челобитного приказа. В окружении Шуйского Василий Сукин играл, по-видимому, ту же роль, что Малюта Скуратов при Грозном или Семен Годунов при Борисе.

Созданный при Иване IV Челобитный приказ был предназначен для того, чтобы донести до царя жалобы населения на сановников и приказных. В конце правления царя Василия этот приказ стал едва ли не главным сыскным ведомством государства. В него стекались, помимо жалоб, бесчисленные доносы.

Соратником Сукина был окольничий Артемий Измайлов («Был у воровских дел у Шуйского»). Под «воровскими делами» подразумевались розыск и искоренение государственной измены. Постельничий Иванис Ададуров ведал внутренней дворцовой стражей и также был причастен к розыску и казням. О нем в списке сказано: «А такова вора и на Москве нет».

Самодержавный режим, сложившийся при Грозном, имел характерные особенности. Сыскное ведомство и Пыточный двор приобрели значение, которого не имел ни один другой приказ. Иван IV дневал и ночевал на Пыточном дворе, чего нельзя сказать о Василии Шуйском. Он не был жестоким от природы человеком. Но ему довелось править в обстановке гражданской войны, отличавшейся крайней жестокостью.

Первые массовые казни были проведены в Москве в декабре 1606 г. Болотниковцев, сдавшихся в плен, верстали на службу. Тех, кто отказывался сложить оружие, казнили. Репрессии не прекращались до времени царской свадьбы в начале 1608 г. По словам очевидца Исаака Массы, арестованных, «как это видели, каждый день топили»; такая казнь «совершалась в Москве уже два года кряду», «и когда весной наступило половодье, то вместе со льдом выносило на равнину трупы людей, наполовину съеденные щуками»; «и эти мертвые тела лежали там по берегам и гнили тысячами, покрытые раками и червями»; «все это я сам видел в Москве».

Авраамий Палицын горько порицал царя Василия, уподоблявшегося гонимому зверю, который «хапает обоюду, не ведая что», вместе с повинными казня невиновных. В обстановке мятежей многие люди, зная истину о замышлявшейся измене, «не возвешаху на них (изменников. — Р.С .) ни царю, ни вельможам». Возвещавших же называли так — «клеветники и шепотники».

По масштабам репрессии Шуйского не уступали опричному террору Грозного. Но были и существенные различия. Царь Иван разгромил Новгород, ложно обвинив новгородцев в заговоре и измене. Царь Василий столкнулся не с мифическими, а с реальными заговорами и мятежами, угрожавшими его власти и жизни.

Кары в отношении простолюдинов и дворян были неодинаковы. Простой народ казнили беспощадно, с дворянами обращались милостиво. В Московском государстве с давних пор за государственную измену полагалась смерть. Царь Василий если не отменил смертную казнь, то, во всяком случае, очень редко прибегал к этой мере, коль скоро речь шла о московской знати и дворянах. Крестоцеловальная запись, составленная при воцарении Шуйского, не была клочком бумаги.

И московский государь, и «тушинский вор» старались любыми средствами привлечь на свою сторону высшие сословия. До Тушина было рукой подать, и немало дворян бежали к «вору» в поисках богатства и чести. Лжедмитрий II жаловал перебежчиков и выдавал им грамоты на земли. Щедрый на обещания, «царек» не имел денег, чтобы хорошо платить перебежчикам. Обманутые в своих надеждах, беглецы возвращались в столицу. Случалось, что они по нескольку раз переходили от царя к «царьку» и обратно. Ни беглецы, ни их родня не подвергались преследованиям в Москве. «Перелеты», будучи государственными преступниками, нисколько не боялись того, что с их плеч слетит голова. Бессилие власти плодило измену.

Царствование Василия Шуйского было бесславным для монарха и гибельным для народа. Это всецело определило оценку личности царя современниками.

Иван Тимофеев написал, быть может, самую пристрастную биографию Шуйского. Дьяк успешно служил в столичных приказах. Он выделялся среди приказных острым умом и литературным талантом и мог рассчитывать на блистательную карьеру — думный чин. Он сопровождал царя под Тулу. После похода он не только не получил наград, но был отправлен «в изгнание» в Новгород. Карьера его была безвозвратно загублена. Писатель имел все основания негодовать на монарха.

Царь Василий, писал дьяк, царствовал в пролитии невинной крови; сокровища прежних российских государей расточил; отбирал у церкви драгоценную утварь, чеканил из нее деньги и тратил на распутство и пьянство. «Царь Василий, — писал один из его современников, — возрастом (ростом. — Р.С .) мал, образом же нелепым, очи подслепы имея; книжному почитанию доволен и в разсуждении ума зелосмыслен, но скуп велми и неподатлив». Внешность Шуйского была далеко не царственной.