Жозеф Мишо - История крестовых походов

При наступлении зимы мусульманская армия удалилась в Саронские горы, называемые арабами Каруба по причине огромного количества растущих на них рожковых деревьев (caroubiers). Что же касается крестоносцев, то, оставшись на равнине одни, они растянули линии своих войск по всей цепи холмов, окружающих Птолемаиду. Христиане вырыли рвы по скату холмов, на вершинах которых они расположились и обнесли свои участки высокими стенами. Их лагерь был так сильно укреплен, что даже, как выражается арабский историк, "и птицы с трудом могли бы туда проникнуть". Зимние потоки разлились по равнине. Крестоносцам нечего было опасаться теперь внезапных нападений армии Саладина, и они деятельно продолжали осаду Птолемаиды; гарнизон крепости уже не мог долго поддерживать защиту без помощи мусульманской армии.

С наступлением весны несколько мусульманских князей из Сирии и Месопотамии присоединились к армии Саладина, который спустился с Рожковых гор и в виду христиан перешел через равнину, с распущенными знаменами и при звуках труб и литавр. Тогда начались новые битвы. Зимой три большие перекатные башни пробили стены Акры; во время одного генерального сражения эти башни были сожжены нового рода греческим огнем, изобретателем которого являлся один дамасский житель; сожжение их привело в уныние христианскую армию; ландграф Тюрингский, потеряв надежду на успешный исход дела, возвратился в Европу.

Осаждающую армию тревожили беспрерывные нападения неприятеля. Под знаменами обоих вероисповеданий одновременно шла борьба на море и на суше; между европейскими и мусульманскими судами, нагруженными оружием и продовольствием, происходили ожесточенные схватки в Птолемаидской гавани; от победы или поражения зависели поочередно изобилие или голод в городе или в христианском лагере. С другой стороны, берега реки Вила и Туронский, Магамерийский и Кизанский холмы всякий день оглашались громом оружия и шумом битв. Колесница, на которой возвышалась башня, увенчанная крестом и белым флагом, указывала место сбора христиан и предшествовала им в битве. В армии франков оказывалось, однако же, более храбрости, чем дисциплины; жажда военной добычи увлекала их за пределы строя, и вожди их, не пользовавшиеся достаточным авторитетом, не в состоянии были удерживать их. Саладин, более уважаемый своими подчиненными, часто использовал беспорядки и неурядицы, бывшие у крестоносцев, чтобы с выгодой нападать на них и вырывать из их рук победу.

Между тем, на Востоке распространились слухи о скором прибытии армии германского императора. Встревоженный Саладин выслал отряды навстречу такому опасному врагу; несколько мусульманских князей покинули лагерь в Акре, чтобы идти на защиту своих владений, угрожаемых со стороны новых пилигримов с Запада. Крестоносцы, опасаясь, чтобы германцы не подоспели разделить с ними честь победы над Птолемаидой, понуждали своих вождей подать сигнал к битве, тем более, что ослабление Саладинова лагеря казалось им благоприятной минутой для нанесения решительного удара. Князья и духовенство старались обуздать их неблагоразумное рвение - напрасные старания! В день праздника св. Иакова посредством возмущения и насилия открываются все выходы из лагеря, и толпы христиан быстро наводняют равнину и пробиваются в лагерь Саладина. Пораженные ужасом, мусульмане отступают сначала перед этим бурным нападением, но между тем как христиане увлекаются жаждой грабежа, мусульмане соединяются и настигают внезапно победителей, занятых разграблением палатки Малик-Адила, брата Саладина.

Меч турок является искуплением необузданности и корысти христиан. "Враги Господа, - повествует один арабский летописец, - дерзнули войти в лагерь львов ислама, но они подверглись ужасным последствиям божественного гнева: они пали под ударами мусульманских мечей, как листья падают осенью под ударами бури". "Девять рядов мертвецов, - говорит другой арабский писатель, - покрывали равнину, лежащую между холмами и морем; в каждом ряду было по тысяче воинов". Нападение птолемаидского гарнизона на лагерь крестоносцев довершило бедствия этого дня; палатки христиан оказались разграблены, множество женщин и детей уведены в неволю мусульманами. Горе христианской армии перешло в мрачное отчаяние, когда до них дошла весть о смерти Фридриха Барбароссы и о бедствиях, вынесенных германской армией. Вожди пилигримов только и думали теперь о возвращении в Европу; но вдруг в гавани Птолемаидской показался флот. Надежды крестоносцев оживились при виде огромного количества высаживающихся на берег французов, англичан и итальянцев под предводительством Генриха, графа Шампаньского.

Саладин, устрашенный прибытием этого подкрепления из Европы, отступил во второй раз на высоты Карубы. Городу пришлось подвергнуться новым нападениям. Тараны колоссальной величины, две громадные башни из дерева, железа, стали и меди, сооружение которых стоило графу Шампаньскому 1500 червонцев, угрожали стенам крепости; несколько раз уже крестоносцы ходили на приступ и почти готовы были водрузить на стенах крепости свои победоносные знамена. Осаждаемые, однако же, неутомимо защищаясь, сожгли боевые машины христиан и, в свою очередь, произвели несколько вылазок, посредством которых они оттеснили крестоносцев и загнали их в лагерь.

Между тем, с моря подоспевала помощь акрскому гарнизону; крестоносцы, чтобы воспрепятствовать сообщениям крепости с морем, решились овладеть Мушиной башней, господствовавшей над Птолемаидским портом. Экспедиция против этого укрепления, под начальством герцога Австрийского, не имела успеха; в гавань была пущена подожженная барка, наполненная горючими веществами, для того, чтобы поджечь мусульманские суда, но внезапно переменившийся ветер направил пылающую барку к деревянной башне, поставленной на корабле герцога Австрийского, пламя охватило и ее, и корабль. В то время как герцог Австрийский старался овладеть Мушиной башней, армия крестоносцев совершала бесполезное нападение на город; отряды Саладина, пользуясь этим, нахлынули на лагерь осаждающих, и те должны были поспешно возвратиться, чтобы защитить свои палатки от пожара и разграбления. В это время прибыл сюда Фридрих, герцог Швабский с жалкими остатками германской армии. Он пожелал ознаменовать свое прибытие битвой, которая не привела ни к чему, кроме бесплодных подвигов. В христианской армии начали чувствовать голод. Конные воины, побуждаемые им, убивали своих лошадей; внутренности лошади или вьючного скота продавались за 10 золотых су. Владетельные князья и бароны, привыкшие к роскошной жизни, с жадностью разыскивали растения и коренья, чтобы утолить ими свой голод. Доведенные до отчаяния, многие христианские воины перешли под знамя ислама.