Бронислав Малиновский - Секс и вытеснение в обществе дикарей

В этом мифе движущей силой драмы являются два конфликта: во-первых, каннибальская ненасытность великана и, во-вторых, оставление матери и сына дядей со стороны матери. Как показал наш анализ устройства матрилинейной семьи на Тробрианских островах, второй конфликт типичен для матрилинейной драмы и, безусловно, соответствует естественной тенденции, подавляемой племенной моралью и обычаями. Брат матери назначен ее защитником и защитником ее семьи. Но эта обязанность для него тяжела, и, кроме того, его забота не всегда с благодарностью и удовольствием принимается подопечными. Таким образом, для большинства героических драм в мифологии характерен зачин, в котором матриарх пренебрегает своими обязанностями.

Но этот второй матриархальный конфликт не вполне независим от первого. После того как Доконикан убит, его голова преподносится на деревянном блюде дяде. Если бы единственной целью этого действия было его устрашение видом чудовища, не имело бы смысла запекать голову в тесте. Более того, так как Доконикан был общим врагом человечества, вид его мертвой головы должен был обрадовать дядю. Все обстоятельства этой истории и подразумеваемая эмоция проясняются, только если предположить, что великан и дядя как-то связаны. В этом случае угостить головой каннибала другого каннибала — единственное верное наказание, и тогда в истории оказываются один злодей в двух лицах и один конфликт, разбитый на два этапа. Итак, мы видим, что сказание о Тудаве включает в себя типичную матрилинейную драму, логически завершенную и составляющую его ядро. Поэтому я ограничусь тем, что укажу безусловные особенности мифа, понятные уже по самим событиям, и не буду углубляться в дальнейшие его толкования, для чего потребовалось бы выдвинуть ряд исторических и мифологических гипотез. Мое предположение состоит в том, что образ Доконикана не вполне объясняется связью с матриархом. Возможно, этот образ заимствован матриархальной культурой из патриархальной, и в этом случае он может символизировать одновременно отца и мужа. Если это так, то наше сказание особенно интересно тем, что показывает, как господствующий тип культуры моделирует и преображает людей и ситуации в соответствии со своим социологическим контекстом.

Еще одно событие этого мифа, которое я здесь только упомяну, — кросскузенный брак героя с дочерью брата матери. В рамках нынешней системы родственных связей аборигенов это совершенно неприемлемый, хотя и не кровосмесительный брак.

К другому мифологическому циклу относится история о двух братьях, повздоривших из-за садового участка (как это часто случается в жизни); в результате старший брат убивает младшего. В мифе не говорится о том, что старший брат пожалел о содеянном; вместо этого подробно описывается кулинарная развязка драмы: старший брат вырывает яму, обкладывает ее листьями, камнями и дровами и запекает тело своего брата в этой земляной печи, как если бы это был поросенок или большая рыба. Затем он торгует на улицах деревень запеченным мясом, обжаривая его время от времени вновь, когда обоняние говорит ему о необходимости этой процедуры. Общины, отказывающиеся от его угощения, остаются «неканнибальскими»; принимающие его становятся с тех пор каннибальскими. Таким образом, каннибализм восходит к братоубийству и к приятию или неприятию пищи, добытой таким преступным и греховным способом. Излишне говорить, что этот миф рассказывается только неканнибальскими племенами. Каннибальские племена Добу и других местностей островов д\'Антркасто объясняют эту же разницу между каннибализмом и его отсутствием другим мифом, где каннибализм, конечно, не клеймится как нечто отталкивающее. Однако в этой истории речь идет опять-таки о размолвке, если не ссоре между двумя братьями и двумя сестрами [36]. Нас в этих мифах прежде всего интересует матрилинейный след в ссоре между старшим и младшим братьями.

Миф о происхождении огня, в котором также вкратце говорится о происхождении солнца и луны, описывает ссору между двумя сестрами. Нужно добавить, что огонь в этом мифе зарождается в женских половых органах.

Читатель, привыкший к психоаналитическим интерпретациям мифа и к психологическим и антропологическим работам на эту тему в целом, может счесть мои замечания слишком простыми и наивными. Все, что было здесь сказано, лежит на поверхности, и я намеренно воздерживался от сложных или символических истолкований. Ведь мой тезис о том, что конфликты в матриархальном мифе имеют специфическую матрилинейную природу, должен быть подкреплен только бесспорными аргументами. Более того, если я прав и социологическая точка зрения действительно приближает нас к правильной интерпретации мифа, ясно, что мы не должны безоглядно полагаться на иносказательные или символические интерпретации и уверенно можем позволить фактам говорить самим за себя. Для внимательного читателя будет очевидно, что многие ситуации, понимаемые нами как прямые следствия матрилинейного комплекса, при искусственном и символическом подходе могли бы стать частью патриархальной картины мира. Конфликт между братом матери и племянником, которые должны защищать друг друга и всегда действовать сообща, но в действительности часто смотрят друг на друга как один людоед на другого; борьба и каннибальская жестокость между двумя братьями, составляющими по племенному закону одно тело, — все это в общих чертах соответствует аналогичным конфликтам в патриархальной семье. Матриархальный миф отличается от патриархального лишь набором действующих лиц. Мы опираемся на социологический подход к трагедии, представленной в мифе. Впрочем, принципы психоаналитических интерпретаций остаются неизменными. В коррективах нуждался лишь социологический аспект. Но то, что эти коррективы исключительно важны и даже затрагивают фундаментальные психологические проблемы, мне, надеюсь, удалось здесь показать в достаточной мере.

Обратимся теперь к третьей категории мифов, рассказывающих о культурных достижениях и магии. Магия играет чрезвычайно важную роль во всем, что делают эти аборигены. Во всяком деле, имеющем для них жизненно важное значение, но в котором они не могут полагаться только на свои силы, они призывают на помощь магию. Магией занимаются, когда хотят подчинить себе погоду и ветер, предотвратить опасности, подстерегающие в открытом море, добиться успеха в любви, церемониальной торговле или танце. Черная магия и целительная магия играют большую роль в социальной жизни, и в качестве неотъемлемого и очень важного элемента магия входит в состав таких видов экономической деятельности, как садоводство, рыболовство и строительство каноэ. Между магией и мифом существует тесная связь.