Бронислав Малиновский - Секс и вытеснение в обществе дикарей

Не смысла, на мой взгляд, разбирать здесь исключительно зоологический вопрос, жили ли наши предки большими стаями и были ли они наделены необходимыми врожденными способностями, позволяющими животным взаимодействовать, или они жили отдельными семьями. Мы должны ответить на вопрос, могли ли какие-либо формы человеческой организации произойти от каких-то форм стадности животных, т. е. можно ли проследить связь между организованным поведением и какой-то формой стадности животных, или «стадным инстинктом».

Рассмотрим для начала вопрос о стадности животных. Неоспоримый факт — то, что некоторые виды животных устроены так, что должны жить более или менее многочисленными группами и решать основные проблемы своего существования с помощью врожденных форм взаимодействия. Можем ли мы сказать об этих видах животных, что они обладают особым «стадным» инстинктом7. Все сколько-нибудь научные определения понятия «инстинкт» сходятся в том, что оно означает стереотипную модель поведения, определяемую анатомическими механизмами, которые соотносятся с органическими потребностями и характеризуются общим единообразием для всего вида. Различные специальные способы, применяемые животными для поиска еды и для питания; ряд инстинктов, посредством которых осуществляются спаривание, воспитание и обучение детенышей; работа опорно-двигательного аппарата; функционирование простейших механизмов защиты и нападения — все это инстинкты. Во всех названных случаях мы можем соотнести инстинкт с системой организма, физиологическим механизмом и определенной целью огромного биологического процесса существования отдельной особи и вида в целом. Каждая особь вида ведет себя так, как все особи данного вида, при условии, что состояние ее организма и внешние обстоятельства позволяют инстинкту сработать.

Что же насчет стадности? Любопытно, что разделение функций, координация видов деятельности и общая интеграция коллективной жизни наиболее выражены у относительно низких форм животного мира, таких как насекомые и, по-видимому, колонии кораллов (см. мою статью «Инстинкты и культура» [57]). Но ни у общественных насекомых, ни у стадных млекопитающих мы не находим никакого специального анатомического приспособления, служащего целям «стадности». Коллективное поведение животных регулирует все процессы, охватывает все инстинкты, но это не отдельный особый инстинкт. Его можно назвать врожденной чертой, общей модификацией всех инстинктов, которые побуждают животных данного вида взаимодействовать в жизненно важных делах. Нужно заметить, что во всех ситуациях коллективного поведения взаимодействие животных определяется врожденными механизмами адаптации, а не чем-то, что может быть названо социальной организацией в том смысле, в каком мы применяем это слово к человечеству. Я изложил все это в более развернутом виде в вышеупомянутой статье.

Таким образом, человек не мог унаследовать инстинкт стадности, несвойственный ни одному животному, а только разве что «стадность», возникающую от случаю к случаю. Это, очевидно, означает, что в целом человек склонен к определенной адаптивности в коллективном, а не индивидуальном поведении, — предположение, совершенно бесполезное в решении любой конкретной антропологической проблемы. Однако даже предположение о склонности человека к стадному образу жизни глубоко ошибочно, и мы можем это доказать. Склонен ли человек выполнять все важные действия или даже любую четко определенную деятельность сообща, «стадом»? Действительно, он может бесконечно развивать свою способность взаимодействия; принуждать все большее число себе подобных к решению какой-нибудь общей культурной задачи. Но какой бы вид деятельности мы ни взяли, человек также способен выполнить свою работу без посторонней помощи, если того требуют условия и тип культуры. К процессам, связанным с питанием и удовлетворением физических потребностей, относятся всевозможные виды деятельности: собирательство, рыболовство, земледелие, и они осуществляются либо в группе, либо по одному, в результате коллективного труда или индивидуальных усилий. Что касается продолжения рода, здесь также существуют как коллективные формы сексуального соперничества, группового брака, так и строго индивидуальные формы ухаживания. Коллективная забота о детях, характерная, по крайней мере, для насекомых, не имеет аналогов в человеческом обществе, где мы видим индивидуальную родительскую заботу об отдельных детях. Многие религиозные и магические церемонии совершаются в группе, но индивидуальные обряды инициации, одиночные опыты и уединенно переживаемые откровения играют в религии не меньшую роль, чем коллективные формы культа. В области сакрального — не больше признаков «стадности», чем в любом другом типе человеческой культуры [58]. Итак, анализ видов культурной деятельности не выявил никаких тенденций к стадности. Фактически, чем дальше назад, тем больше преобладает индивидуальный характер, по крайней мере, в области экономических занятий. Однако эта деятельность никогда не бывает полностью одиночной, и стадия «индивидуального поиска пищи», о которой говорят некоторые экономисты, кажется мне вымыслом: даже на низших уровнях организованная деятельность всегда идет бок о бок с индивидуальными усилиями. Бесспорно то, что по мере развития культуры индивидуальные экономические занятия постепенно исчезали и в конце концов были вытеснены коллективным производством в огромных масштабах. Получалось бы, что «инстинкт» усиливался с развитием культуры, а это, как можно легко понять, reductio ad absurdum! [59]

Еще один подход к проблеме так называемого стадного инстинкта состоит в изучении природы связей, объединяющих людей в социальные группы. Эти связи — политические, правовые, лингвистические или традиционные — все без исключения носят приобретенный характер; собственно говоря, легко увидеть, что они вовсе не содержат никакого врожденного элемента. Возьмем языковые связи, объединяющие группы людей на всех уровнях культуры и резко отличающие их от тех, с кем невозможно общаться при помощи речи. Язык — это полностью приобретенная физическая привычка. Она не основана ни на какой природной физической потребности и полностью зависит от культуры и традиции племени, т. е. от элементов, которые варьируются в пределах одного вида и не могут быть врожденными. Более того, ясно, что невозможно было унаследовать «языковой инстинкт» от предков, которые никогда не пользовались для взаимодействия символическим условным кодом.

Какую бы форму организованного сотрудничества мы ни рассматривали, беглый анализ обычно выявляет, что она основана на культурных артефактах и регулируется общепринятыми нормами. В экономической деятельности человек применяет инструменты и использует традиционные методы. Следовательно, социальные связи, объединяющие взаимодействующие группы в экономике, полностью основываются на механизме культуры. Это же относится к организации с целью участия в войне, соблюдения религиозного церемониала, отправления правосудия. Природа не могла наделить людей специальными реакциями на культурные артефакты, традиционные правила и нормы, символические звуки по той простой причине, что все эти объекты находятся за пределами царства природы. Формы и факторы социальной организации обусловлены в человеческом обществе культурой, а не природой. Не может быть никакой врожденной склонности управлять паровозом или пулеметом просто потому, что появление этих предметов нельзя было предвидеть в природных условиях, в которых создавался человек как биологический вид.