Бронислав Малиновский - Секс и вытеснение в обществе дикарей

Рассмотрим теперь более детально, как работает метод счета родства по материнской линии и по отцовской линии. Как мы знаем, организация эмоций в сентименте во многом схожа с организацией общества. В формировании материнского сентимента, как мы подробно разобрали в первой части книги и резюмировали в одной из последних глав, не обнаруживается никакого потрясения основ в результате перехода от первоначальной нежности к применению власти. При материнском праве властью принуждения обладает не мать, а ее брат, и принцип наследования не вызывает антагонизма и ревности между матерью и сыном, так как он наследует только ее брату. В то же время личная привязанность и нежность между матерью и ребенком, несмотря на все культурное и общественное влияние, сильнее, чем между отцом и ребенком. И также нет оснований отрицать, что очевидная физическая природа материнства, возможно, во многом обусловила телесную идентичность ребенка и матери. Таким образом, при том что характерные для отношений с матерью представления о воспроизводстве потомства, нежные чувства детства, глубокие эмоциональные узы между матерью и ребенком формируют более интенсивный сентимент, этот сентимент не претерпевает никаких изменений под тяжестью правовой и экономической передачи, которую он влечет за собой. Другими словами, при материнском праве общественный закон, наследуемый сыном от брата матери, ни в коей мере не портит отношений с матерью; в целом тем самым лишь подчеркивается тот факт, что эти отношения эмпирически более очевидны и что они эмоционально сильнее. Как мы помним из подробного анализа институтов одного матрилинейного общества, брат матери, представляющий принцип жесткой власти, общественные идеалы и амбиции, весьма удачным образом удерживается на расстоянии, вне семейного круга.

Отцовское право, с другой стороны, влечет за собой, как было показано в последней главе, определенный разрыв в формировании сентимента. В патрилинейном обществе отец должен воплощать две ипостаси — нежного друга и жесткого блюстителя закона. Это ведет к возникновению в семье противоречивых чувств и социальных трудностей, осложняя сотрудничество и порождая ревность и соперничество в самом сердце семьи.

Нужно упомянуть еще один момент. В примитивных сообществах даже в большей мере, чем в цивилизованных, посредством родственных связей регулируются сексуальные установки. Расширение родства за пределы семьи предполагает во многих обществах формирование экзогамии наряду с формированием кланов. При материнском праве запрет на инцест с членами одной семьи просто расширяется до запрета на половую связь с членами одного клана. В матрилинейном обществе, следовательно, построение общей сексуальной установки по отношению ко всем женщинам общины — гармоничный и ничем не осложненный процесс. В патриархальном обществе, с другой стороны, нельзя просто распространить табу на инцест с членами семьи на весь клан — необходимо еще и выстроить новую схему представлений о допустимом и недопустимом в сфере сексуальных отношений. Патрилинейная экзогамия не включает в себя одного человека, кровосмесительной связи с которым необходимо избегать наиболее строгим образом, — мать. Все это представляется нам обоснованием того, почему материнское право может считаться более полезным принципом социальной организации, чем отцовское право. Полезность, разумеется, связана с таким уровнем человеческой организации, где родственные связи играют важнейшую социальную роль как на бытовом уровне, так и на уровне классификации.

Очевидно, важно понять, что отцовское право также имеет значительные преимущества. При материнском праве всегда существует двойная власть над ребенком, и семья в этом смысле расколота. Здесь развивается та сложная перекрестная система отношений, которая в примитивных сообществах усиливает прочность социальной ткани, но в высших обществах привела бы к многочисленным проблемам. По мере развития культуры клановые институты и институты классифицирующего родства исчезают, организация местной племенной общины, города и государства упрощается, принцип отцовского права естественным образом становится доминирующим. Но это уводит нас от предмета нашего исследования.

Подведем итоги. Сравнительные преимущества материнского права и отцовского права уравновешивают друг друга, и, вероятно, отдать какому-либо из них приоритет или назвать более распространенным невозможно. Однако преимущество одностороннего принципа счета родства против двустороннего в правовом, экономическом и социальном отношении совершенно бесспорно.

Но главное, что нужно осознать, — это то, что ни материнское право, ни отцовское право не могут быть исключительным методом счета родства или происхождения. Только в передаче ощутимых ценностей материальной, нравственной или социальной природы один из двух принципов закрепляется на правовом уровне. Как я попытался показать в других своих работах [72], такое закрепление влечет за собой определенные традиционные реакции, которые до некоторой степени уменьшают эффект одностороннего функционирования.

Возвращаясь еще раз к нашему исходному пункту т. е. к критике доктора Джонса по поводу выводов, сделанных в предыдущих частях книги, мы теперь видим, что возникновение материнского права — не мистическое событие, вызванное «неизвестными социальными и экономическими причинами». Материнское право — одна из двух альтернатив счета родства, и обе они имеют определенные преимущества. Преимущества материнского права, возможно, в целом превосходят преимущества отцовского права. И среди них мы, безусловно, должны назвать ключевой фактор, описанный в этой главе: материнское право устраняет необходимость мощного вытеснения в отцовском сентименте и отводит матери более целесообразное и разумное с точки зрения адаптации место в схеме сексуальных запретов.

Мы очертили поле нашего исследования: изменение инстинктивных тенденций, соответствующее переходу от природы к культуре. Проследим в общих чертах ход нашего рассуждения и подведем итоги. Мы начали с разбора психоаналитических взглядов на происхождение и историю комплекса. И здесь мы обнаружили ряд неясностей и противоречий. Концепцию вытеснения уже вытесненных элементов, представления о том, что незнание отцовства и матрилинейность были изобретены как способ избежать ненависти к отцу, и о том, что отцовское право — удачное решение большинства семейных проблем, трудно совместить как с учением психоанализа, так и с основополагающими антропологическими данными и принципами. Мы также установили, что все эти противоречия вытекают из идеи о том, что Эдипов комплекс — это первопричина культуры, что он предвосхитил и породил большинство человеческих институтов, воззрений и верований. Пытаясь понять, как именно психоаналитическая теория представляет себе конкретное воплощение этого изначального Эдипова комплекса, мы проанализировали гипотезу Фрейда о «первобытном преступлении». Фрейд рассматривает культуру как спонтанно возникшую реакцию на преступление и предполагает, что память о преступлении, раскаяние и амбивалентное отношение сохранились в «коллективном бессознательном».