Юрий Дроздов - Юрий Андропов и Владимир Путин. На пути к возрождению

Именно в таких условиях работал КГБ при Андропове. Однако это ведомство, главной задачей которого были подбор, воспитание и обучение, а затем расстановка надежных кадров во всех структурах органов управления, объективно не могло справиться с поставленной перед ним задачей, — поскольку на официальных собеседованиях кандидат говорил одно, а на самом деле думал совсем другое. Все большие масштабы приобретал формализм. Кадры подбирались чаще не по личным и деловым данным, а по анкете: непременно высшее образование, партийность, стаж работы…

События в Венгрии, Польше, Чехословакии показали наиболее слабые звенья лагеря социализма, в которых вражеская пропаганда возымела наиболее эффективное воздействие. Ввод советских войск в Венгрию, а затем и в Чехословакию нанес СССР двойной, если не тройной урон.

Во-первых, эти меры показали неспособность советского и партийного руководства решать сугубо политические проблемы политическими же методами — использовались силовые, морально устаревшие.

Во-вторых, появление советских танков, абсолютно неэффективных в данной ситуации (с собственно военной точки зрения, в городских условиях), дало идеологическому противнику значительные пропагандистские козыри и надолго омрачило двусторонние отношения с народами данных стран. Советское правительство и ЦК КПСС явно пришпорили развитие событий, когда, после совещания, например, в Чиерне-над-Тисой, меньше чем через две недели после выдвинутого Чехословакии со стороны СССР ультиматума (срока явно недостаточного для того, чтобы руководство ЧССР смогло принять хоть какие-то конкретные решения, а тем более действия), танковые дивизии все же вошли в Прагу. Этого марша не поняли и не простили даже самые убежденные сторонники марксизма-ленинизма в ЧССР. Вместо консолидации с Венгрией и Чехословакией СССР добился лишь углубления конфронтации.

В-третьих, СССР позднее (в течение 20 лет) расплачивался с ВНР и ЧССР за происшедшие инциденты сырьем и энергоносителями по самым льготным ценам, чем усугубил собственное экономическое положение, но не улучшил общей политической обстановки.

Сегодня можно с полным основанием сказать, что во многом раскол в международном коммунистическом и рабочем движении, серьезное ослабление позиций социализма в мире произошли не только из-за систематических действий враждебной пропаганды и поэтапного осуществления теории конвергенции, а во многом — из-за ряда грубых ошибок советского руководства. Это и волюнтаризм Хрущева, который пытался применять в международных делах те же методы, какими он в свое время руководил украинскими колхозами и совхозами, — что вызвало Карибский кризис, серьезно и на длительный период подорвало отношения с Китаем. Это и личные ошибки Брежнева, когда тот, например, побывав в ЧССР, и побеседовав с А. Дубчеком признал, что многие предлагаемые им реформы действительно необходимы. Это и ввод войск в Афганистан, уцепившись за который Р. Никсон задался целью «организовать Советам их собственный Вьетнам» — что и удалось в полной мере, на долгий период и с максимальными потерями с советской стороны. При существовавшем тогда всеобщем догматизме, подлинные патриоты, резонно ставившие вопрос: «Мы ввели войска. А подумали, как их потом будем оттуда выводить?» — тут же автоматически записывались властями в диссиденты, объявлялись недееспособными в психическом отношении, подвергались служебным и прочим гонениям.

Главным стратегическим просчетом во времена эпохи Брежнева была преступная недооценка реального состояния экономики СССР.Вместо давно назревшей тотальной модернизации большинства производственных мощностей страна ввязалась, руководствуясь якобы высшими интересами государственной и международной безопасности, в разорительную гонку малоэффективных вооружений, которая вконец подорвала промышленный потенциал. Как десятилетиями преобладал экстенсивный, валовый подход к количеству производимой продукции, но не к ее качеству, так и в гонке вооружений преобладал морально устаревший подход времен Великой Отечественной войны: промышленные гиганты производили все новые десятки тысяч дорогостоящих в эксплуатации и малоэффективных танков вместо развития наукоемких технологий, НИОКР и создания высокоэффективных видов оружия новейших поколений.

О том же самом спустя многие годы, оценивая «помощь» советских руководителей в реализации американских стратегических планов, написал Генри Киссинджер:

«В переходный период после смерти Сталина его отчаявшиеся преемники ложно истолковали собственное выживание в отсутствие вызова извне как доказательство слабости Запада. И они тешили себя тем, что воспринимали как кардинальный советский прорыв в мир развивающихся стран. Хрущев и его преемники сделали вывод, что они сумеют переплюнуть тирана. Чем раскалывать капиталистический мир, что и было фундаментальной стратегией Сталина, они предпочитали одерживать над ним победу посредством ультиматумов по Берлину, размещения ракет на Кубе и авантюрного поведения на всем пространстве мира развивающихся стран… Советские ядерные силы росли с такой скоростью, которая заставляла многих американских экспертов опасаться того, что советское стратегическое превосходство неизбежно…. Эти усилия, однако, до такой степени превысили советские возможности, что превратили стагнацию в крах». [80] Киссинджер Г. Дипломатия.

Потеря чувства реальности, реализма в оценке конкурентоспособности советской экономики привела к тому, что в США, экономика которых была к тому времени задействована только на 65 процентов потенциальных законсервированных мощностей, включившись в новый виток гонки вооружений, лишь создавали дополнительные рабочие места и получали выгодные оборонные заказы. Экономика же СССР работала на пределе, не имея уже никаких резервов — и сделанный Брежневым вызов был заранее проигран.

Оборотной стороной той же медали стал нарастающий год от года дефицит потребительских товаров, когда страна вновь приблизилась едва ли не к карточной системе распределения, полки магазинов опустели, и общественная значимость любой должности или профессии измерялась доступом к потребительским благам, спецполиклиникам и распределителям. В 70–80-е годы усилилось массовое недовольство советских граждан: имея деньги, люди не могли купить нужную вещь, а из газет, по телевидению и радио всех уверяли в исторических успехах в деле строительства коммунизма и в социальной монолитности общества.

Деструктивные элементы в советском обществе, уже занявшие ключевые точки в распределении финансов, продуктов, товаров, сознательно «раскачивали лодку», искусственно усугубляя множественные дефициты. При этом в колоссальных масштабах разрастались партийные, профсоюзные, комсомольские и иные аппараты, росло число госслужащих, множились в геометрической прогрессии разнообразные льготы для них, а главным способом партийной пропаганды и контрпропаганды стало механистическое цитирование генсека и классиков марксизма-ленинизма. В этих вопросах, кроме начетничества, преобладал также валовый, количественный подход: расширять число освобожденных работников любых общественных организаций, увеличивать их оклады, больше издавать партийно-просветительной литературы, шире охватывать массы системой политпросвещения, увеличивать тиражи газет и журналов и т. д. Однако экстенсивные способы ведения пропаганды не перерастали в интенсивные, в качество политико-воспитательной работы.