Рой Медведев - О Сталине и сталинизме

Наиболее значительный ущерб его позиция причинила Германии, где угроза фашизма была особенно значительной. На выборах в рейхстаг в 1930 году нацистская партия собрала 6400 тысяч голосов, что означало рост в 8 раз по сравнению с 1928 годом. Но за социал-демократов проголосовало более 8,5 миллиона избирателей, а за коммунистов — 4,5 миллиона. В 1932 году на выборах в рейхстаг гитлеровская партия получила уже 13750 тысяч голосов. Компартия — 5,3 миллиона голосов, а социал-демократы — около 8 миллионов. Если бы коммунисты и социал-демократы создали единый фронт, то они, несомненно, сумели бы и в 1930 и даже в 1932 годах остановить продвижение Гитлера к власти. Но единого фронта не существовало, напротив, руководящие группы обеих рабочих партий вели ожесточенную борьбу между собой. Даже после победы фашизма в Германии сектантские настроения в руководстве Коминтерна были настолько сильны, что, когда в октябре 1934 года Морис Торез обратился к партии радикалов с предложением создать Народный фронт, руководство Коминтерна сочло это оппортунизмом и попросило Тореза отказаться от своего предложения. Французская компартия, однако, отклонила просьбу, и это было одной из причин, не давших фашизму победить во Франции.

Некоторые историки считают, что культ Сталина возник в 1926–1927 годы. Во многих выступлениях лидеров «левой» оппозиции уже тогда звучал протест против нарождающегося в партии культа Сталина. Но то было лишь начало его возвышения. Внешне он держался с подчеркнутой демократичностью, как бы противопоставляя себя «аристократу» Троцкому. Сталин был относительно доступен, грубоват и прост. Свободно ходил по зданию ЦК и Кремлю, гулял вокруг него почти без охраны. Иногда запросто заходил в Институт красной профессуры побеседовать со студентами. Если в начале 20-х годов в большинстве официальных учреждений можно было увидеть портреты Ленина и Троцкого (конечно, после 1924 года портрет Троцкого почти везде убрали), то портретов Сталина еще нигде не было — их начали повсюду вывешивать только в 1930 году, после того как в декабре 1929 года с небывалой для того времени помпезностью было отмечено его 50-летие. Сталина в приветствиях называли не только «замечательным», «выдающимся», но уже в ряде случаев и «великим», «гениальным». В сборнике статей и воспоминаний о Сталине, выпущенном в 1929 году, содержалось немало преувеличений и искажений. Настойчиво повторялась мысль, что «… при жизни Ленина т. Сталин, будучи одним из его учеников, был, однако, единственным, самым надежным его помощником, который в отличие от других, на всех важнейших этапах революции, на всех крутых поворотах, проделанных партией под руководством Владимира Ильича, без колебаний шел рука об руку с ним».

Иные из авторов этого сборника стремились доказать, что, хотя Сталина знают в партии скорее как практика, в действительности он и крупнейший теоретик марксизма-ленинизма. К. Е. Ворошилов приписал Сталину в своей статье «Сталин и Красная Армия» такие заслуги в гражданской войне, которых и в помине не было.

Уже в 1931 году в предисловии к 6-томному Собранию сочинений В. И. Ленина редактор этого издания В. В. Адоратский писал, что работы Ленина надо изучать через труды Сталина. В новые издания своих книг по истории ВКП(б) Ем. Ярославский и А. Бубнов вписывали страницы о «заслугах» Сталина.

Можно предположить, что во всех этих восхвалениях, значительно усилившихся после январского Пленума ЦК 1933 года, было и немало искреннего. Но еще больше было заботливо поощряемого подхалимского усердия. То, что первыми стали прибегать к неумеренным восхвалениям Сталина члены Политбюро, особенно Молотов и Каганович, сразу придало этим восхвалениям характер официального политического курса, которого должны были придерживаться и те, кто никогда не считал Сталина непогрешимым.

К общему хору восхвалений Сталина присоединились и бывшие лидеры оппозиции, причем их голоса звучали нередко громче других. То и дело в газетах печатались статьи Пятакова, Зиновьева, Каменева, которые в очередной раз признавали свои ошибки и правоту «великого вождя трудящихся всего мира — товарища Сталина». В первом номере «Правды» за 1934 год была помещена огромная статья К. Радека, где он прямо-таки захлебывался от восторга, говоря о Сталине. Через несколько дней эту статью издали отдельной брошюрой тиражом 225 тысяч экземпляров.

Культ Сталина служил не только его неумеренному тщеславию, но и столь же неумеренному властолюбию, ставил в особое положение, поднимал над партией на недосягаемую высоту и полностью изолировал от какой-либо критики. Это проявилось уже на XVII съезде ВКП(б), где почти каждый из выступавших говорил о «величии» и «гениальности» Сталина. Можно было подумать, что съезд собрался лишь для того, чтобы его чествовать.

Естественно, что через Коминтерн культ Сталина стал сразу же насаждаться и во всех зарубежных компартиях, а это не могло не повлиять на стиль и методы их работы. Пример ВКП(б) поощрял к созданию культа собственных вождей, к извращению демократических принципов внутрипартийной жизни.

В восхваление Сталина начала постепенно втягиваться и недавняя «правая» оппозиция. Окончательно капитулировал Бухарин перед Сталиным на XVII съезде партии.

Решительную борьбу против Сталина и его культа продолжал Троцкий, голос которого, однако, все меньше доходил даже до его сторонников. Критические замечания Троцкого были в большинстве случаев справедливы. Он предлагал приостановить «сплошную» коллективизацию, заменив ее осторожным кооперированием на основе строгой добровольности и в соответствии с реальными ресурсами страны. Приостановить административное раскулачивание и вернуться к политике ограничения кулачества. Сократить нереальные планы сверхиндустриализации.

В то же время Троцкий принял на веру фальсифицированные процессы против «вредителей» из числа «буржуазной» интеллигенции и даже выступил против слишком «мягких» приговоров лидерам «Промпартии». Поверил он и в существование «Трудовой крестьянской партии». Когда в 1931 году в Москве был организован еще один фальсифицированный судебный процесс «Союзного бюро», то Троцкий и на этот раз поверил не убедительным доводам зарубежного центра меньшевиков, а бездоказательным доводам прокурора СССР Н. В. Крыленко. Троцкий поверил в вину Д. Б. Рязанова, который якобы хранил подпольные архивы «Союзного бюро» и, хотя ни один листок этих «подпольных архивов» не был представлен на суде, писал, что вина подсудимых «неопровержимо установлена».

На капитуляцию перед Сталиным одного за другим прежних своих сторонников Троцкий реагировал весьма своеобразно. Он писал: «Чередование политических поколений есть очень большой и очень сложный вопрос, встающий по-своему, по-особому перед каждым классом, перед каждой партией, но встающий перед всеми. Ленин не раз издевался над так называемыми «старыми большевиками» и даже говаривал, что революционеров в 50 лет следовало бы отправлять к праотцам. В этой невеселой шутке была серьезная политическая мысль. Каждое революционное поколение становится на известном рубеже препятствием к дальнейшему развитию той идеи, которую оно вынесло на своих плечах. Политика вообще быстро изнашивает людей, а революция тем более. Исключения редки, но они есть: без них не было бы идейной преемственности. Теоретическое воспитание молодого поколения есть сейчас задача задач. Только этот смысл и имеет борьба с эпигонами, которые, несмотря на видимое могущество, идейно уже вышли в тираж».