Рой Медведев - О Сталине и сталинизме

Иную версию выдвинул бывший советский ответственный работник М. Восленский в своей книге «Номенклатура», вышедшей в Париже в 1980 году. В противоположность Дейчеру, который считает, что Сталин при помощи террора ликвидировал «эмбрион» нового класса, М. Восленский пытается доказать, что, уничтожив старую большевистскую гвардию, Сталин, напротив, начал создавать основы «нового класса» — «номенклатуру». В рамках советского руководящего слоя к середине 30-х годов возникла-де большая группа спаянных между собой молодых, честолюбивых и крайне агрессивных руководителей (П. Поспелов, М. Митин, П. Юдин, А. Жданов, А. Щербаков и другие), которая как раз и составила эмбрион нового класса, поддержала Сталина и толкнула его на жестокий террор. Причем эти люди не только сами были выдвиженцами Сталина, но и его выдвинули как своего вождя и потому могли влиять на его решения.

Версия эта также совершенно несостоятельна. Сталин исполнял не чью-либо, а свою волю и опирался как на молодых «сталинцев», так и на недавних «ленинцев» — Молотова, Ворошилова, Микояна, Крыленко, Калинина. При этом он вскоре уничтожил и тех «сталинцев», которые ему недавно помогали, — например, Ежова, и тех «ленинцев», которые также оказали ему посильную помощь, например, Крыленко. Новое сталинское окружение складывалось и из молодых, и из старых большевиков — дело не в возрасте.

Колоссальные масштабы репрессий привели к колоссальной нехватке кадров. На руководящую работу пришлось выдвигать новых людей «снизу». Тысячи рабочих были назначены в конце 30-х годов начальниками цехов, директорами предприятий. Недавние рядовые становились командирами взводов и рот, командиры рот и взводов — командирами батальонов и полков, командиры батальонов и полков — командирами корпусов и дивизий. Недавние рядовые научные сотрудники возглавили лаборатории и отделы, руководители лабораторий — крупные институты. Короче, это было время, когда сотни тысяч людей сразу оказались на таких постах, о которых они и помышлять не могли. В подавляющем большинстве это были честные люди; они с огромным уважением относились и к Ленину, и к Сталину, работали с большой энергией, но плохо понимали, что происходит в стране.

Оснований приветствовать такое насильственное «обновление» кадров нет: обстановка, которая сложилась после репрессий 30-х годов, была уже иной, чем до начала «великого террора». И неудивительно, что многие выдвиженцы, даже из среды рядовых рабочих, крестьян и служащих, стали перерождаться, «портиться» от соприкосновения с властью.

Бюрократия 70-х годов чувствовала себя вольготнее и сильнее, чем бюрократия 30-х, но и она не стала «новым классом». Многие особенности поведения бюрократов вызваны именно тем, что они не ощущают себя новым классом и понимают крайнюю непрочность своего положения. Их привилегии не столь уж велики, как кажется, и не закреплены ни традициями, ни происхождением, ни юридическими нормами, да к тому же не наследуются.

Аппарат управления перемешивался и менялся уже несколько раз, а классы складываются веками. Можно говорить о правящей элите и особенностях психологии чиновников, но все это есть и в других профессиональных и социальных группах.

Репрессии 30-х годов завершили давно задуманную и проводившуюся поэтапно узурпацию Сталиным власти в стране и в партии. Еще в конце 20-х годов его не без основания называли диктатором. Та ничем не ограниченная, единоличная диктатура Сталина, которая утвердилась с конца 30-х годов, не имела прецедента в истории. На протяжении последних пятнадцати лет своей жизни Сталин обладал такой властью, какой не обладал ни один из русских царей и ни один из диктаторов последнего тысячелетия. В руках Сталина была не только вся полнота политической и военной власти, он мог бесконтрольно распоряжаться всеми материальными ресурсами страны, единолично решал все основные вопросы внешней политики и внутренней жизни страны, даже если это касалось науки, литературы, искусства. Как лидер партии Сталин нарушал одну за другой все ранее сложившиеся партийные нормы и традиции, пока не отбросил их полностью.

Еще совсем недавно не только западные советологи и эмигранты, но и историки в СССР утверждали, что никаких особенных изменений в советской системе в 30-е годы не произошло, что в эти годы развивались ленинизм и социализм.

«Культ личности… не мог изменить природы социалистического строя, не мог поколебать ленинские основы партии, — читаем в одном из пособий по истории партии. — Партия и ее местные органы жили своей активной, самодеятельной жизнью. В постоянном столкновении с теми нездоровыми тенденциями, которые порождались культом личности, подлинно ленинские начала, лежащие в основе партии, неизменно брали верх».

Однако немало западных и эмигрантских авторов рассматривали и продолжают рассматривать узурпацию Сталиным власти как его полный разрыв с социализмом и ленинской революцией, как контрреволюционный, монархический или даже фашистский переворот.

Еще в конце гражданской войны среди некоторых теоретиков белого движения велись разговоры о том, что Октябрьская революция, как и многие из прежних революций в других странах, завершится в конце концов установлением новой монархии. Известный националист и монархист В. Шульгин приводит в своей книге «1920 год» беседу, которая состоялась у него в конце 1920 года с одним из работников русского посольства в Константинополе. Шульгин пытался доказать, что большевики в силу объективных условий должны будут не только восстановить военное могущество России, а также границы Российской державы «до ее естественных пределов», но и подготовить «пришествие самодержавца всероссийского». Таким самодержцем, однако, не смогут стать ни Ленин, ни Троцкий. «…И Ленин, и Троцкий не могут отказаться от социализма, — говорил Шульгин, — они ведь при помощи социализма перевернули старое и схватили власть. Они должны нести этот мешок на спине до конца. Тогда придет «Некто», кто возьмет от них их «декретность»… Их решимость принимать на свою ответственность невероятные решения… Но он не возьмет от них их мешка. Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. Комбинация трудная — я знаю… Да, это так… И все, что сейчас происходит, весь тот ужас, который сейчас происходит, весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, — это только страшные, трудные, ужасно мучительные роды. Роды самодержца… Легко ли родить истинного самодержца, да еще всероссийского».

Некоторые представители правой и кадетской эмиграции расценивали узурпацию Сталиным власти как своеобразный монархический переворот. Так, в статье «Сталинократия», опубликованной в 1937 году журналом «Современные записки» (США), Георгий Федотов писал: «Лед тронулся. Огромные глыбы, давившие Россию семнадцать лет своей тяжестью, подтаяли и рушатся одна за другой. Это настоящая контрреволюция, проводимая сверху… Происходящая в России ликвидация коммунизма окутана защитным покровом лжи. Марксистская символика революции еще не упразднена и это мешает видеть факты… Сталин и есть «красный царь», каким не был Ленин. Его режим вполне заслуживает название монархии, хотя бы эта монархия не была наследственной и не нашла себе еще подходящего титула».