Олег Платонов - 1000 лет русского предпринимательства Из истории купеческих родов

Никифор Михайлович Бардыгин принадлежит целиком к народной крестьянской Руси. Это чистейший тип самородка, каких давала старая Русь, хотя и плотно прикрытая сверху слоем «образованного класса», но не обезличенная и не обеспложенная в своих глубинах. Биографические сведения о Никифоре Михайловиче, о его ближайших предках и родителях вскрывают любопытные подробности старо народной бытовой обстановки, верований, воззрений и нравов.

В первой четверти прошлого столетия жил в деревне Кормиловской (1,5 версты от Егорьевска) крестьянин Федор Никитин, по прозвищу Бардыгин. У него было трое сыновей: Филипп, Савелий и Михаил. Когда в окрестностях Егорьевска появилось кустарное ткачество, двое старших сыновей Федора Никитина, долгое время прозывавшихся «Кормиловскими», а потом по делу принявших фамилию Никитиных, также завели в Егорьевске ткацкое производство, которое шло довольно долго, хотя и не особенно успешно. Младший же брат их, Михаил Федорович, ушел в зятья к Александру Борисовичу Кулакову, небогатому егорьевскому торговцу, женившись на его единственной дочери Гликерии Александровне. У Кулаковых была мелкая бакалейная торговля и хлебная пекарня, которую вела жена Александра Борисовича, Авдотья Ивановна.

Эта женщина представляла замечательный тип старых патриархальных времен. Сохранившиеся воспоминания о ней свидетельствуют, какая внутренняя красота скрывалась иногда в таких цельных, простых натурах. Авдотья Ивановна соединяла в себе ясный ум, глубокую веру, сострадание к бедным, огромное трудолюбие, смелость и физическую силу.

Сохранилось такое воспоминание, рисующее духовный мир Авдотьи Ивановны. В доме ее издавна была древняя и чтимая икона св. Николая Чудотворца. Во время одного из обострении преследования старообрядцев, в царствование Николая I, как-то волной прошел всюду усиленный переход из православия в старообрядчество. В Егорьевске, где старообрядчество и прежде всегда было сильно, тоже начались переходы, и во главе перешедших были богатейшие люди: В. Д. Клопов и Г. Н. Брехов. Волна эта захватила и Авдотью Ивановну, которая, раздумывая над преследованиями старообрядцев, недоумевала: за что их гонят? «Ведь они только усерднее нас Богу молятся!» — говорила она. Она смутилась, долго боролась с собой и, наконец, решила перейти в старообрядчество. По обычаю, надлежало ей при этом принести свою древнейшую икону в старообрядческую часовню. И вот однажды ночью, когда все спали, она собралась пойти «за утреню» к старообрядцам. Но когда она подошла к двери «горницы», чтобы взять хранившуюся там икону, у ней подкосились ноги, как она сама после рассказывала, и она внезапно упала у порога. Домашние, ничего не подозревавшие, поутру перенесли ее в постель. Заболев после этого, Авдотья Ивановна усмотрела в этом чудесное воздействие св. Николая, остановившего ее от задуманного шага. Однако только после долгого времени она решила вернуться в лоно православной церкви, и когда решилась в первый раз поехать в собор (ходить она еще не могла), то просила обвести себя «задами», чтобы не видали ее подруги, с которыми она уговорилась уйти в старообрядчество. В соборе она усердно молилась и после этого скоро выздоровела.

Авдотья Ивановна, овдовев, сама вела свои дела. Счетоводство свое она вела углем на потолочных балках. Должникам, не платившим долги по неуважительным причинам, особенно же замеченным ею в домашнем буйстве, она грозила словами: «Смотри плати, а то похерю!» И должник при первом же случае платил долг и давал зарок остепениться, страшась одной мысли, что Авдотья Ивановна может «похерить» запись за ним и таким образом заклеймит его как недобросовестного человека.

Михаил Федорович оказался деятельным помощником своему тестю. Он ездил с хлебным товаром по базарам и ярмаркам: в Ильинский Погост, в Павловский Посад, в Орехово. Ежегодно же ездил за хлебом в степь, доставляя его оттуда в Егорьевск на волах. Таким образом, он отлучался из дому на долгое время, Гликерия Александровна была отдана замуж чуть ли не 14 лет и в первые годы своего замужества во время таких отлучек мужа играла в куклы.

Из позднейшего же времени сохранилось в семье воспоминание о таком случае. Раз как-то Михаил Федорович очень долго не возвращался из поездки в степь. Домашние по нем сильно соскучились; их воображению представлялись и разбойники и прочие ужасы тогдашних дальних поездок, и они, конечно, усердно молились за него. Однажды, отходя ко сну, Гликерия Александровна особенно долго и горячо молилась пред иконой св. Николая о благополучном возвращении мужа и в таком настроении легла спать. Под утро ей снится сон: будто она опять молится и вдруг отворяется дверь, входит передовой обозный чумак и говорит ей: «Обоз пришел, Михаил Федорович здоров, кланяется тебе и скоро приедет». Когда она, вставши утром, стала на свою обычную утреннюю молитву, вдруг отворилась дверь, вошел действительно передовой чумак и она услыхала наяву те самые, радостные для нее слова, которые слышала во сне.

Михаил Федорович, оставаясь в деревне после братьев, носил там отцовское прозвище «Бардыгин». Оно удержалось за ним и в Егорьевске. Поэтому когда он, в 1854 году, уже будучи сам хозяином, приписывался к купеческому сословию, то это прозвище по его просьбе обратили ему в законную фамилию. Дом, в котором жил Михаил Федорович, стоял на углу Соборной площади, там же, где и теперь находится каменный двухэтажный дом Бардыгиных. Тогда дом был очень небольшой, тоже двухэтажный, с каменным только низом. В нижнем этаже была с одной стороны бакалейная лавка, с другой бараночная и хлебная пекарня. Эта мелочная торговля, однако, не могла прокормить семейство, и поэтому, чтобы хоть немного увеличить доход, приходилось сдавать верх дома внаем, а самим помещаться в кухне нижнего этажа.

В 1835 году, 4 марта, у Михаила Федоровича родился первый сын, Никифор Михайлович. За ним следовали дочери Анастасия (1838 год), Мария (1842 год), Акулина (1845 год), Ольга (1847 год) и сын Иван (1852 год). Сестры Никифора Михайловича, кроме Марии, вышедшей замуж за фабриканта Ивана Потаповича Любомилова, в цветущих годах ушли в Коломенский Брусенский монастырь. Брат его, Иван, умер одиннадцати лет, убившись в игре.

Никифор Михайлович был одарен от природы ясным умом, энергичным и предприимчивым характером, а от родителей унаследовал твердую веру и доброе сердце. Грамоте он выучился у вековушки «Пашихи», ходившей читать Псалтирь над покойниками и жившей в Солдатской слободе. Дальнейшее же образование он получил у соборного дьячка Дмитрия Федоровича Лебедева и больше ни в каких учебных заведениях не был. Это, однако, не помешало ему, обладая любознательностью и способностями, заниматься потом много самообразованием. В долгие осенние и зимние вечера, когда домашние женщины пряли, он часто сидел за какой-нибудь книжкой, прислонившись поближе к их «лучине». Никифор Михайлович рассказывал, как он, бывало, украдкой наклонял в светце лучину, чтобы она поярче горела и было посветлее, и как почти тотчас же получал крепкий подзатыльник: ведь так лучина скорее сгорала и расход на освещение увеличивался. Мать его, Гликерия Александровна, часто видя у него книжки, вовсе не похожие на церковные, а особенно вроде «Бовы Королевича» или «Еруслана Лазаревича», с огорчением говорила про него своему духовнику о. Лаврентию: «Все вот читает какие-то пустые книжонки!» О. Лаврентий, очевидно понимавший мальчика, его огромную любознательность, его даровитость и твердость, успокаивал ее, говоря по старине, попросту: «Не бойся, Лукерья Александровна, — пчелка и с падали мед берет».