Даниил Мордовцев - Сидение раскольников в Соловках

- Не надо нам зайца! По-заячьи литургисать не хотим.

- Не дадим им, никонианам, а з а-б а т ю ш к у. А з - слово великое!

- Великое слово - а з! На ем мир стоит! За его, б а т ю ш к у-а з а, помирать будем!

- И ж е м Исуса Христа прободать не дадим! Мы не жиды!

- И трех перстов не сложим! Ин пущай нам пальцы и головы рубят, а не сложим!

Невежество, дикий фанатизм и изуверство брали верх. Более благоразумные и грамотные священники и иеромонахи молчали и только озирались на бушующую молодую братию и на закоренелых стариков. У Никанора глаза искрились из-под седых бровей, как раздуваемые ветром угольки в пепле.

Юродивый, протискавшись к Кирше, который стоял ошеломленный, и вынув из сумы череп мертвеца, показал его изумленному стрелецкому полуголове. Тот с испугом отшатнулся назад.

- Знаешь ты, кто это? - спросил юродивый, протягивая череп к Кирше.

- Не знаю, не знаю, - был торопливый ответ.

- А! Не знаешь?.. Так и мы знать не хотим того, кто тебя послал... Мы знаем только Того, кто нас всех на землю послал, и меня, и тебя, и вот его (он ткнул пальцем в череп). А ты знаешь... Его?

- Кого?

- Того, который на кресте вот так пальчики сложил (юродивый сделал двуперстное сложение), когда Ему руки к кресту пригвоздили?

Кирша не мог ничего отвечать. Он только испуганно глядел то на череп, то в добрые, собачьи, теперь светившиеся глаза юродивого.

- Он так велел креститься, а не по-вашему.

Кругом стоял гам и галас. Черный собор делился надвое. Зазвучал трубный голос Геронтия:

- Грамота царская, истинная, с титулом и богословьем в золоте! Грамота истовая, ей перечить нельзя.

- Волим повиноваться великому государю! - поддержали его священники.

- Не водлим! - кричала рядовая братия.

- Мы за великого государя молиться охочи!

- Молитесь, коли вам охота, только вы нам после этого не попы!

- Какие попы! Никониане!

- Щепотники! Хиротонию ни во что ставят!

Кирша видел, что его посольство опять не выгорало. Когда крики несколько стихли, он обратился к Никанору, который стоял как заряженный.

- Какой же ответ, святой архимандрит, дать мне воеводе?

- Таков, каков Христос дал сатане в пустыне! - разрядился Никанор.

Кирша глядел на него вопросительно.

- Я не знаю, что Христос сказал сатане, я не поп.

- А не поп, так и не суйся в ризы!

- Я не суюсь в ризы...

- Как не суешься! А зачем в чужой монастырь да с своим уставом лезешь?

- Я не сам лезу, мне указано, я с грамотой великого государя.

- Нам ваша грамота не в грамоту! Апостолы-те да святые отцы были постарше ваших грамотеев: так мы крестимся и петье поем так, как они повелели.

- Я ничего не знаю, я послан, так великий государь изволил, оправдывался Кирша, чувствуя, что он слаб в богословии, что его дело на саблях говорить да делать то, что воевода велит.

- Так уходи с тем, с чем пришел! - крикнул Никанор.

- Уходи подобру-поздорову! - Заковать его! - В яму! - Зачем в яму?.. - раздавались голоса.

- Стой! - снова затрубил Геронтий, обращаясь к Кирше. - Я за великого государя всегда Бога молил, теперь молю и напредки молить должен. Ино как поволит великий государь, а я апостольскому и святых отец преданию последую, а что Никон в иновых книгах наблевал, и той его блевотины я отметаюсь: новоисправленных печатных книг, без свидетельства с древними харатейными, слушать и тремя персты крест на себе воображать сумнительно мне, боюсь страшного суда Божия!

- Ох! Ох! Страшен суд Божий! - опять заревела черная братия.

- Долой никонианские книги! Долой еретическую блевотину!

Кирша понял, что ему ничего не оставалось делать, как поскорей убираться из монастыря. Сотники, которые безмолвно стояли у него за спиной, повернулись к выходу и, держа сабли наголо, прошли сквозь ряды черной братии. Вслед за ними шел Кирша с блюдом под мышкой. За Киршей вышли из собора Геронтий и другие черные священники.

Перед собором стояли в сборе все монастырские ратные люди. Впереди их сотники Исачко и Самко.

- Одумайтесь, пока не поздно, - сказал Кирша, направляясь к воротам.

- Поздно уж! - гордо отвечал Исачко.

- У нас дума коротка: приложил фитиль, и бубух! - пояснил Самко.

- Доложи воеводе, что мы за великого государя Бога молим! - крикнул Геронтий вслед удалявшемуся Кирше.

- И мы! И мы також! - подхватили черные священники.

Тогда Самко подскочил к ним, закричал: "Кто вам велел, долгогривые, за еретиков молиться!"

- Великий государь не еретик! - прогремел Геронтий.

- Нам великого государя не судить! - подхватили черные попы.

- А! Так вы все за одно! - приступил Исачко. - Мы за вас горой, а вы к нам спиной!

- Кидай, братцы, ружье! - скомандовал Самко, обращаясь к ратным людям, - нам с еретиками не кашу варить! Пущай их целуются со стрельцами.

- Клади ружье на стену! - крикнул Исачко к часовым, стоявшим на стене. - Нам тут делать нечего.

В это время, откуда ни возьмись, юродивый - сел наземь между черною братиею и ратными людьми, подпер щеку рукой и запел жалобно, как ребенок:

Чижик-пыжик у ворот,

Воробышек махонькой,

Эх, братцы, мало нас,

Сударики, маненько...

- Да, мало вас останется, как мы уйдем! - засмеялся Исачко. - Всех вас тут, что глухарей, лучком накроют.

Из собора высыпала вся черная братия. Впереди всех Никанор-архимандрит, Нафанаил-келарь и старец Протасий-городничий. Увидав, что ратные покидали ружья, Никанор остановился в изумлении.

- Что это вы, братцы, затеяли? - тревожно спросил он.

- В Кемской, отец-архимандрит, собираемся, - отвечал Исачко.

- Зачем в Кемской?

- Мед-вино пить.

- По старине Богу молиться, а не по новине, - добавил Самко.

- Да что с вами! - изумился архимандрит. - Кто говорит о новине?

- Вон они все (Самко указал на черных попов): за еретиков молиться хотят.

- Мы не за еретиков молимся, а за великого государя, - перебил его Геронтий.

- Ну и молитесь себе, а мы вам не слуги.

- Нам на великого государя руки подымать не пристало, руки отсохнут, - пояснил Геронтий.

- Ноли мы на великого государя руки подымаем? - возразил Никанор.

- На его государевых ратных людей, все едино.

- Много чести будет всякую гуньку кабацкую царской порфире приравнивать.

Между тем келарь Нафанаил, ходя меж ратных людей, бил им челом, чтоб они умилостивились, взяли назад ружья.

- Братцы! Православные! - молил старец. - Будьте воинами Христовыми, не дайте на поругание обитель божию, святую отчину и дедину преподобных отец наших Зосимы-Савватия: они, светы, стоят ноне у престола Господня, ручки сложимши, за нас Бога молят, да не излиет на нас фиал гнева своего. Детушки! Воины Христовы! Постойте за святую обитель, как допрежь того стояли!

Но и Геронтий все более возвышал голос.

- Кто противник царю - Богу противится! - перекрикивал он всех своею трубою.