Руслан Скрынников - Крушение царства: Историческое повествование

В хаосе гражданской войны давно спутались привычные пути-дороги. Заброшенные судьбой в тушинский лагерь, повстанцы оказались поистине в трагическом поении. Им не было места в стане тех, кто свирепо усмирил восстание Болотникова. У них не было иного пути, кроме как идти за «добрым царьком» в Калугу. Но «вор» не подходил к роли народного вождя. Опыт с Ружинским ничему не научил его. Самозванец более всего боялся остаться без своих иноземных ландскнехтов. В Калуге он окружил свой двор немецкими наемниками. Порвав с Ружинским, «царек» обратился за помощью к Яну Сапеге и добился его поддержки.

К великому своему неудовольствию, многие казаки увидели, что их «добрый государь» усердно возрождает старый тушинский лагерь. Пресытившись войной, многие из донцов теряли веру в благополучный исход восстания. Они толпами покидали Калугу и возвращались в свои станицы.

В Тушине события развивались своим чередом. Королевские послы попытались заручиться поддержкой тушинской знати. Они убеждали патриарха Филарета и бояр, что король пришел в Россию с единственной целью — взять русских под свою защиту и освободить их от власти тиранов. Неслыханное лицемерие послов нимало не смутило русских тушинцев. Ставка на самозванца была бита. Авантюра близилась к бесславному концу. «Воровские» бояре готовы были пуститься во все тяжкие, лишь бы продлить проигранную игру. Патриарх Филарет и Салтыков плакали, целуя королевские грамоты. Они заявили, что готовы передать русский трон королевичу Владиславу.

Некогда Василий Шуйский, стремясь избавиться от первого самозванца, предложил московский трон сыну Сигизмунда. Тушинцы возродили его проект, чтобы избавиться от самого Шуйского. Идея унии России и Речи Посполитой, имевшая ряд преимуществ в мирных условиях, приобрела зловещий оттенок в обстановке интервенции. Тысячи вражеских солдат осаждали Смоленск, вооруженной рукой захватывали русские города и села. Надеяться на то, что избрание польского королевича на московский трон положит конец иноземному вторжению, было чистым безумием.

Тушинский лагерь распадался на глазах. Но патриарх и бояре по-прежнему пытались изображать правительство. В течение двух недель тушинские послы — боярин Салтыков, Михаил Молчанов и другие — вели переговоры с королем в его лагере под Смоленском. Итогом переговоров явилось соглашение, определившее порядок передачи трона польскому претенденту. Русские статьи соглашения 4 февраля 1610 года предусматривали, что Владислав Жигимонтович «производит» принять греческую веру и будет коронован московским патриархом по православному обряду. Ответ короля на этот пункт боярских « статей и просьб » носил двусмысленный характер. Сигизмунд не принял никаких обязательств по поводу отказа сына от католичества.

Тушинские бояре отстаивали незыблемость крепостнических порядков. Договор настойчиво рекомендовал Владиславу « крестьянам на Руси выхода не давать », « холопам боярским воли не давать, а служити им по крепостям ». Вопрос о будущем вольных казаков оставался открытым.

По тушинскому проекту Владислав должен был править Россией вместе с Боярской думой и Священным собором. Потрясения Смутного времени раздвинули рамки земской соборной практики. Русским людям казалось теперь невозможным решать дела без соборов. Королевичу вменялось в обязанность совещаться по самым важным вопросам с патриархом, высшим духовенством, с боярами и со «всей землей». Под всей землей тушинцы понимали прежде всего дворянство и торговые верхи.

Тушинцы проявляли заботу о разоренных дворянах и осторожно отстаивали принцип жалования «меньших станов» (мелких феодалов) по заслугам, а не по «породе». Договор разрешал дворянам ездить для науки в другие государства и гарантировал им сохранность их поместий и «животов». Какими бы ни были позитивные моменты смоленского договора, сам договор оставался не более чем клочком бумаги. Король Сигизмунд не представил тушинцам никаких реальных гарантий его выполнения. Впрочем, надобности в таких гарантиях не было: правительство Филарета Романова и Салтыкову распалось на другой день после подписания соглашения. Салтыков и прочие «послы» остались в королевском обозе под Смоленском и превратились в прислужников иноземных завоевателей. Король использовал договор, чтобы завуалировать истинные цели затеянной им войны и облегчить себе завоевание пограничных земель.

Смоленский договор окончательно осложнил и без того запутанную обстановку в России. Рядом с двумя царями — законным в Москве и «воровским» в Калуге — появилась, подобно миражу в пустыне, фигура третьего царя — Владислава Жигимонтовича. Действуя от его имени, Сигизмунд щедро жаловал тушинцев русскими землями, не принадлежавшими ему. В смоленском договоре король усматривал верное средство к « полному овладению московским царством ». Однако даже он отдавал себе отчет в том, что военная обстановка не слишком благоприятствует осуществлению его блистательных замыслов. Осада Смоленска длилась уже более полугода. Королевская армия несла потери, но не могла принудить русский гарнизон к сдаче. Отряды Ружинского и Яна Сапеги не сумели удержаться в сердце России. После кровопролитных боев Ян Сапега отступил из-под стен Троице-Сергиева монастыря к литовскому рубежу. Ружинский сжег тушинский лагерь и ушел к Волоколамску.

В марте 1610 года столичное население устроило торжественную встречу Михаилу Скопину-Шуйскому и его армии. Осадное время осталось позади. Освободитель Москвы князь Скопин приобрел исключительную популярность. Дворяне не верили в неудачливого царя Василия и все больше уповали на энергию и авторитет его племянника. Прокопий Ляпунов первым вслух выразил мысль, которая у многих была на уме. В письме к Скопину-Шуйскому он писал о царе Василии со многими укоризнами, зато молодого воеводу здравствовал на царство.

Скопин-Шуйский не одобрял планов дворцового переворота и велел арестовать посланцев Ляпунова, но затем отпустил их. Соглядатаи царя, однако, пронюхали обо всем. Донос пал на подготовленную почву. Столица оказала поистине царский прием Скопину, что усилило подозрения Шуйского. Оставшись наедине, царь Василий попытался объясниться с племянником начистоту. В пылу семейной ссоры Скопин-Шуйский будто бы посоветовал дяде оставить трон, чтобы земля избрала другого царя, способного объединить истерзанную междоусобием страну. Братья царя подлили масла в огонь. Они не скрывали ненависти к освободителю Москвы. Спесивый и высокомерный Дмитрий Шуйский надеялся занять трон после смерти бездетного царя Василия. Успехи Скопина грозили расстроить его планы. Стоя на городском валу и наблюдая торжественный въезд Скопина, Дмитрий не удержался и воскликнул: «Вот идет мой соперник!»