Владимир Муравьев - Истории московских улиц

"Квартира эта, - рассказывает Воронов, - состояла из двух комнат, из которых одну занимала сама хозяйка, другая отдавалась внаем. Эта последняя была разделена опять на две части чем-то вроде коридора; каждая часть, в свою очередь, делилась еще на две; следовательно, из комнаты, предназначавшейся для отдачи внаем, выходило четыре покоя, отделенных один от другого неполною перегородкою. Каждый такой покой равнялся конюшенному стойлу, и в подобном стойле нередко помещалось трое, даже четверо. Очень немного, думаю, найдется людей, которые могли бы представить себе общую атмосферу комнаты в три-четыре квадратных сажени, набитой восьмью или десятью живыми существами, особенно, если принять во внимание то, что каждое стойло имело и свою собственную атмосферу".

Воронов называет Грачевку "усыпальницей всевозможных бедняков, без различия пола и возраста". О самом известном трактире Грачевки, помещавшемся в подвале и среди ее обитателей носившем название "Ад", он писал, что "между многоразличными московскими приютами падшего человека... нет ничего подобного грачевскому Аду. По гнусности, разврату и грязи он превосходит все притоны".

О Грачевке и этом "Аде" позже много писал В.А.Гиляровский. Под его пером возникают поистине гомерические ужасающие картины. "В это время, вспоминает он эпоху создания этих очерков, - был большой спрос на описание жизни трущоб, и я печатал очерк за очерком".

Но если Воронов, описывая трущобы, свое внимание обращал преимущественно на бедняков, составлявших большинство их обитателей и попавших туда вследствие неблагоприятных стечений обстоятельств, то герои Гиляровского - уголовники представляли численно сравнительно небольшой слой.

Другое различие - в задачах, которые ставили перед собой тот и другой писатели: Воронов - описывает Грачевку, стараясь вызвать читателя на размышления, Гиляровский - читателя пугает, и, надобно сказать, весьма успешно: он создал мифологию московского дна, сохраняющую свое художественное воздействие и на сегодняшнего читателя.

В конце 1870-х годов внешний облик Грачевки уже был не таков, каким его описывал Воронов, ее улицы и переулки приобрели вид обычных московских улиц и переулков. Известный рассказ А.П.Чехова "Припадок", действие которого происходит в этом районе, построен на трагическом противопоставлении "приличного" внешнего вида переулка - "как и на других улицах" - и тем, что скрывается за этим "приличным видом".

"Приятели с Трубной площади повернули на Грачевку и скоро вошли в переулок, о котором Васильев знал только понаслышке. Увидев два ряда домов с ярко освещенными окнами и настежь открытыми дверями, услышав веселые звуки роялей и скрипок - звуки, которые вылетали из всех дверей и мешались в странную путаницу, похожую на то, как будто где-то в потемках, над крышами, настраивался невидимый оркестр, Васильев удивился и сказал:

- Как много домов!

- Это что! - сказал медик. - В Лондоне в десять раз больше. Там около ста тысяч таких женщин.

Извозчики сидели на козлах так же покойно и равнодушно, как и во всех переулках; по тротуарам шли такие же прохожие, как и на других улицах. Никто не торопился, никто не прятал в воротник своего лица, никто не покачивал укоризненно головой... И в этом равнодушии, в звуковой путанице роялей и скрипок, в ярких окнах, в настежь открытых дверях чувствовалось что-то очень откровенное, наглое, удалое и размашистое. Должно быть, во время уно на рабовладельческих рынках было так же весело и шумно и лица и походка людей выражали такое же равнодушие..."

В 1880-1890-е годы меняется состав домовладельцев и населения Грачевки. Закрываются дома терпимости и притоны, одни дома перестраиваются, на месте других строятся новые.

Путеводитель 1884 года отметил эти изменения:

"Сретенская часть, не особенно удаленная от центра города, носит на себе особенную физиономию. Это вечно грязный, хотя вовсе не бедный, постоянно копошащийся уголок Москвы. Торговля здесь преимущественно мебелью и предметами первой необходимости. Тут же и мастерские. Обитает здесь в особенности зажиточное мещанство. Центр этой части города и вместе с тем главнейшая улица этой местности Сретенка, начинающаяся от Сухаревой башни. Гостиниц и меблированных комнат здесь чрезвычайно мало, но зато обилие всяких трактиров и кабаков средней и низшей пробы с оргбнами и развеселыми девицами".

Еще можно отметить любопытную деталь: автор путеводителя специально подчеркивает, что Сретенская часть утратила общемосковское значение (а в чем оно выражалось, читателю было известно), и теперь это обычная торговая улица, хотя и имеет некоторую особенность. "Приезжему, - сообщает он, собственно, здесь делать нечего, но если с целью купить что-нибудь недорого вы уже забрели сюда, то прижмите покрепче карман".

Соседство Грачевки традиционно отрицательно воздействовало на репутацию Сретенки, и, несмотря на произошедшие изменения, владельцы новых доходных домов жаловались, что жильцы часто отказываются от квартиры, говоря: "Как я могу сказать приличным знакомым, особенно дамам, что живу на Грачевке или в Колосовом переулке? Ведь со стыда сгоришь". Домовладельцы обратились в Город-скую Думу с просьбой сменить названия переулков. В Думе пошли им навстречу, и в 1907 году переулкам вернули названия, которые они носили в ХVII-ХVIII веках, до водворения в них публичных домов. Соболев переулок опять стал Большим Головиным, Колосов - Большим Сухаревским, Пильников - Печатниковым, Сумников - Пушкаревым, а Грачевка-Драчевка Трубной улицей.

В.Я.Брюсов прожил первую половину жизни до 1910 года в дедовском доме на Цветном бульваре, причем задний двор их дома выходил на Грачевку. Изменения внешнего вида района происходили у него на глазах, и он описал их в 1909 году в стихотворении "Я знал тебя, Москва". Вот несколько строф из него:

Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной,

Когда кругом пруда реки Неглинной, где

Теперь разводят сквер, лежал пустырь

огромный

И утки вольные жизнь тешили в воде...

... Когда на улице звон двухэтажных конок

Был мелодичней, чем колес жестокий треск,

И лампы в фонарях дивились, как спросонок,

На газовый рожок, как на небесный блеск...

... Но изменилось все! Ты стала в буйстве злобы

Все сокрушать, спеша очиститься от скверн,

На месте флигельков восстали небоскребы,

И всюду запестрел бесстыдный стиль

модерн...

Профессор-литературовед Б.И.Пуришев в своих воспоминаниях, написанных в 1980-е годы, рассказывая о сретенском переулке, где он жил в то же время, когда написал свое стихотворение Брюсов, начинает повествование со ссылок на очерки Гиляровского и лишь затем переходит к собственным впечатлениям: "Впрочем, когда мы с мамой перебрались на новую квартиру, в тех местах положение заметно изменилось. В Большом Сергиевском переулке наряду с ветхими деревянными домиками появились новые благоустроенные (так называемые доходные) многоэтажные дома. Не было нигде красных фонарей над входом в злачные места. Дворники соблюдали порядок на улицах и во дворах".