Владимир Муравьев - Истории московских улиц

Из окна Маргарита Петровна увидела, что Булгаков прохаживается по переулку. "Но на окна он не смотрел, задумчиво ходил, опустив голову. Потом почти остановился, поднял голову, смотрел высоко вдаль и опять медленно пошел вдоль переулка".

Много лет спустя, прочитав описание дома Маргариты в романе, она отметила точное сходство: "В калитку видно было все то, описано на стр. 86 кн. I: "Маленький домик в садике... ведущем от калитки... Напротив под забором сирень, липа, клен..." Была и аллейка тополей от калитки и в глубине большой серебристый тополь".

Булгаков, не дождавшись назначенного дня встречи, приходил к дому Маргариты Петровны, о чем ей рассказала соседка: "Сидим во дворе на скамейке; приходил какой-то гражданин, не очень высокий, хорошо одет; ходил по двору, смотрел на окна, на подвал. Потом подошел к сидящим на скамейке, спросил - живет ли в этом доме такая высокая, молодая, красивая? Мы говорим, смеясь: "А кого вам надо? Хозяйку или домработницу? Они у нас обе молодые и обе красивые. Только их нет, на даче они".

Маргарита Петровна еще несколько раз встречалась с Булгаковым, все более и более подпадая под его обаяние.

"Под впечатлением этой встречи, - пишет она, - я ходила несколько дней, как в тумане, ни о чем другом не могла думать. Настолько необычно было наше знакомство, настолько оно захватило нас с первых минут - трудно рассказать. Это было, как он выразился, какое-то наваждение. Вот и сейчас, прошло уже много лет, я не могу без волнения вспомнить о том сне. А тогда я места себе не находила, все думала, что же будет дальше?.."

Маргарита Петровна не решилась изменить свою жизнь и настояла на том, чтобы они расстались, пока она еще была, как она призналась, "в силах справиться с собой".

Прощаясь, Булгаков сказал:

- Маргарита Петровна, если вы когда-нибудь захотите меня увидеть, вы меня всегда найдете. Запомните только - Михаил Булгаков. А я вас никогда не смогу забыть.

"Он остался на другом тротуаре, - пишет Маргарита Петровна. - Перейдя дорогу, я оглянулась. И последнее, что я запомнила, - это протянутые ко мне руки. Как будто он меня звал, ждал, что я сейчас вернусь к нему. И такое скорбное, обиженное лицо! Смотрит и все что-то говорит, говорит... И эти руки за решеткой, протянутые ко мне..."

Она нашла в романе описание их прощания.

"Все было так, как написал он на стр. 94 кн. II; только не Маргарита с Воландом, а он так прощался со мной".

В своем утверждении Маргарита Петровна права: она понимала законы художественного творчества.

Второй эпизод относится к более поздним временам. На памяти у многих шумный успех романа Владимира Орлова "Альтист Данилов", написанный в 1973-1977 годах. Роман выделялся среди тогдашней советской литературы своим необычным подходом к современной тематике. Хотя в предисловии к журнальному изданию композитор Родион Щедрин писал, что "намерение" автора было "предпринять попытку нарисовать картину будней и праздников жизни музыканта", роман рассказывал не о профессиональных "буднях и праздниках", а о связях музыканта с мистической частью Вселенной, названной автором Девятью Слоями, и деятельностью мистических сил в реальном человеческом мире.

Адрес, где был вход из реального мира в Девять Слоев, по-московски описателен: "Остановка троллейбуса "Банный переулок". Дом номер шестьдесят семь". (Название улицы - проспект Мира, бывшая 1-я Мещанская, опускается, потому что кому же неизвестно, где находится остановка троллейбуса "Банный переулок"!)

Итак, альтист Данилов вышел на Банном.

"Дом шестьдесят семь, как и соседний, продолжавший его, дом шестьдесят девятый, был трехэтажный, с высоким проемом въезда во двор в левой своей части. В этом проеме метрах в семи от уличного тротуара и находилась дверь для Данилова. Когда-то и с левой стороны к шестьдесят седьмому примыкал дом, дверь в проеме пускала жильцов на крутую лестницу, она вела на второй этаж и чердак. Лет пятнадцать назад старый дом сломали, на его место поставили табачный и квасной киоски, а чуть подальше устроили баскетбольную площадку, правда, теперь стойки для корзин были покорежены, кольца погнуты и посреди площадки утвердился стол для любителей домино и серьезного напитка. Дверь же в сломанный дом осталась, ее не заделали, и, поднявшись на третью ступеньку бывшего крыльца, можно было открыть дверь и шагнуть в небо. Кто и как присмотрел этот дом, Данилов не знал, но уже двенадцать лет являться в Девять Слоев по чрезвычайным вызовам полагалось исключительно здешним ходом. Прежде Данилов относился к этому указанию с иронией, было в нем нечто нарочитое, театральное, подобные игры могли быть рассчитаны лишь на детей. Но теперь пропала ирония. Ужасен был шестьдесят седьмой дом в ночную пору, жалок был и плох. Днем он не бросался в глаза, люди жили в нем обычные. А теперь этот шестьдесят седьмой наводил тоску. Рядом стоял семьдесят первый дом, огромный и угрюмый, его серые тяжелые полуколонны казались каменными ногами городского чудища. Низкорослых старичков соседей, притулившихся к нему, он держал как бы на поводке, властным присутствием давая понять им и всем, что они - гримасы прошлого и вот-вот должны развалиться и исчезнуть. Но пусть еще стоят, пока точное время им не назначено. (Снесли наконец эти дома-то. Зимой семьдесят шестого года и снесли. Теперь стоят новые. - Примечание автора романа.) И на самом деле была теперь какая-то мерзкая гримаса в кривых линиях кирпичных карнизов и межэтажных поясков старых домов, не выдержавших тяжести своего века, в обреченно изогнутой балке проезда во двор. Дом шестьдесят седьмой и вправду вот-вот должен был развалиться и исчезнуть, и каждому, кто являлся к нему, вызванный роковой повесткой с багровыми знаками, не могло не броситься это в глаза, не могла не явиться мысль, что вот и он все время был на поводке у чего-то сильного и властного и теперь и ему предстоит исчезнуть".

Данилов открыл дверь и - "шагнул в небо".

Дом № 67 снесен. Но небо за его дверью наверняка осталось, и вполне вероятно, что какой-нибудь романист еще увидит его на 1-й Мещанской, пока называемой чужим, навязанным именем - проспект Мира...

Заканчивается часть проспекта Мира, которая была 1-й Мещанской, двумя монументальными зданиями, стоящими друг против друга на правой и на левой стороне улицы, - домами № 78 и № 79, которые строились в 1938- 1952 годах и которые, по объяснению архитектурного путеводителя, "оформляют южную сторону площади Рижского вокзала", выполняя роль парадного въезда.

ПРОСПЕКТ МИРА. ЧЕТНАЯ СТОРОНА

Правая - четная сторона проспекта Мира в своей первоначальной застройке не имела больших, глубоких дворов. В ближайшей к Сухаревской площади части улицы ее ограничивали Шереметьевские огороды, сейчас занимаемые территорией Института Склифосовского, в дальней - дворы Переяславской слободы.