Элен Каррер д’Анкосс - Александр II. Весна России

Однако нигилисты в эти годы были не единственными элементом картины политической жизни России.

Молодежь хотела быть полезной, желала служить народу, она требовала, чтобы о народе заговорили, и готова была ради этого пойти за новыми предводителями. Герцен в 1861 г. призвал ее «идти в народ». Петр Лавров показал ей, как претворить эту идею в жизнь.

Лавров являлся выдающимся представителем народничества, которое, если в очередной раз процитировать Бердяева, было «столь же характерным русским явлением», как нигилизм и анархизм. Бердяев совершенно справедливо причислял к сторонникам этого движения Герцена, Достоевского, Толстого и Бакунина, примыкавших к нему в разное время и на различных основаниях. Всех их объединяла вера в русский народ, под которым подразумевалось прежде всего крестьянство. Все были обеспокоены существованием разрыва между народом, солью России, и интеллигенцией, чья историческая миссия состояла в том, чтобы вести за собой народ. И сами они осознавали, что не были частью этого народа, не принадлежали к нему. Лаврову удалось сформулировать имеющиеся противоречия и выводы, которые из них надлежало извлечь интеллигенции.

Петр Лаврович Лавров довольно поздно ввязался в идеологические баталии, разворачивавшиеся в России. Математик по образованию, он преподавал в артиллерийском училище, позднее обратился к философии, чтобы сформировать теоретическую базу для своих политических размышлений, и с середины 1850-х гг. начал принимать участие в дебатах о необходимости реформ, охвативших тогда различные круги общества. Находясь под надзором полиции, он был арестован после покушения Каракозова и через девять месяцев заключения отправлен в ссылку в отдаленную провинцию. В этой ссылке, которая длилась четыре года и откуда он бежал в Париж, он написал «Исторические письма», ставшие впоследствии библией народнической интеллигенции, или, как отмечал он сам, «революционным евангелием». В «Письмах» Лавров спорил с радикальной и утилитаристской мыслью Писарева и его друзей-нигилистов, отводя важное место ценностям культуры, морали и отдельно взятой личности.

Несомненно, главная тема в размышлениях Лаврова — как и Михайловского, другой крупной фигуры русского народничества, — всегда касалась интересов народа и возможности их выразить. Только интеллигенция способна говорить о народе и его нуждах. Лавров развивает идею ответственности привилегированных слоев общества, существования долга перед народом и необходимости искупить его посредством служения народу. Тема раскаяния перед народом являлась типично русской. Представители привилегированной части общества, считал Лавров, несли ответственность не каждый в отдельности, а коллективно за ту социальную несправедливость, которая заключалась в возможности получать хорошее образование за счет вечно угнетенного народа. Если интеллигенция не осознает этот долг, если она его не искупит, Россия будет представлять не более чем сочетание обломовщины и бездненских восстаний [119] Сразу после провозглашения реформы 1861 г. в селе Бездна Казанской губернии разразилось одно из самых трагических крестьянских восстаний, приведшее к многочисленным жертвам. .

Противоречие между народом и привилегированной частью общества было тем более сильным, что в сознании Лаврова оно накладывалось на идеализированный образ народа. Народники принадлежали к старой традиции русской общественной мысли, отрицавшей капитализм и буржуазию и рождавшей представления об особом пути России, который позволил бы ей избежать столь ненавидимых особенностей западного социального развития. В противоположность этому она призывала опереться на коммуну как особую форму организации жизни крестьянства. Лавров и Михайловский облекли эти устремления в форму приказа: «Идти в народ!»

Найдя пристанище сначала в Париже, затем в Цюрихе, где он вращался в обществе многочисленных русских студентов, которых этот город принимал весьма радушно, Лавров продолжал размышления над обязанностями интеллигенции, характером ее деятельности, и старался подготовить ее к тому, что вскоре должно было стать ее задачей. В серии текстов, опубликованных в журнале «Вперед» и собранных в четырех томах в Цюрихе и Лондоне, он дал свой ответ на вопрос «Что делать?», поставленный Чернышевским: нужно «идти в народ», слиться с ним. Но как?

Здесь ответ Лаврова отличался от того, что был дан интеллигенцией, которую он призывал к действию. Причину этого противоречия легко понять. Лавров находился в ссылке в Париже, с огромным воодушевлением соучаствуя в падении империи и рождении Коммуны, давших исходный импульс для его размышлений о революционном процессе и месте народа в революции любого типа. Обосновавшись затем в Цюрихе, он разработал более общую теорию, призванную направлять действия его соотечественников, оставшихся в России. Однако на родине Лаврова революционное движение уже обрело новых лидеров, готовых взяться за его организацию. Возможно, наиболее заметным среди них являлся Н. В. Чайковский, совсем молодой человек двадцати лет от роду, который во главе группы, получившей впоследствии название «чайковцы», в период с 1871 по 1874 г. попытался определить, что же на самом деле означает «хождение в народ». В его окружении можно видеть Петра Кропоткина, выходца из дворянства, получившего воспитание в пажеском корпусе по личному решению Николая I, и который после пребывания в Женеве, частых встреч с Бакуниным и «Русской секцией» I Интернационала, возвратился в Россию, где подпал под обаяние Чайковского и примкнул к его группе. Однако через два года он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость.

Программа Чайковского была ясна: «хождение в народ» посредством пропаганды, распространения книг в деревне в целях интеллектуального и политического развития крестьян. Вначале последователи Лаврова думали, что миссия интеллигенции состояла не в том, чтобы возглавить крестьянство, а в том, чтобы направить его развитие таким образом, чтобы оно смогло само о себе позаботиться. Чайковский привез в деревню «Капитал» Маркса, «Исторические письма» Лаврова, труды Чернышевского, а также романы Жорж Санд, являвшейся для русской интеллигенции «культовым писателем». Это называлось «книжным делом». Предпринимались попытки аналогичным образом воздействовать на заводских рабочих, которые в начале 1870-х гг., как правило, были выходцами из крестьян, не сумевших извлечь выгоду из реформы 1861 г. и по причине бедственного положения вынужденных податься в город.

Помимо «чайковцев» возникла еще одна группа, прибывшая из Сибири и возглавляемая А. В. Долгушиным, в речах которого сильный сибирский патриотизм переплетался с миссией по освобождению всего народа. Более революционно настроенные по сравнению с «чайковцами», чью привязанность к задачам образования народа они охотно высмеивали, сторонники Долгушина сразу же обратились к крестьянам с призывом к восстанию. В действительности их программа вдохновлялась коммунистическими идеями, не оставляя места для реформ или постепенной эволюции экономического положения крестьянства. Влияние этих экстремистов было слабым, поскольку их пропагандистские издания были сложны для прочтения, а тем более для понимания крестьян. В конечном счете полиция прекратила их деятельности в 1873 г. Попав в руки правосудия, все они были приговорены к тяжелым наказаниям.