Александр Насибов - Долгий путь в лабиринте

Тут еще подоспел со своим сообщением Станислав Белявский заподозрил наблюдение за собственной персоной. Скорее всего, врет. А зачем? Чего добивается? Надеется благополучно выйти из игры, покинуть город... Но вдруг в самом деле за ним следят? Быть может, всему виной Тулин - был схвачен, теперь сидит в камере, дает показания, вот следствие и вышло на Станислава Белявского.

Дорогу преградила насыпь с путями. Лелека круто взял в сторону, двинулся к видневшемуся в полуверсте зданию вокзала. Сзади послышался стук колес на рельсах. На станцию следовала дрезина. Два железнодорожника стояли на платформе и двигали рычаги ручного привода.

- Эй! - крикнул один из них, когда дрезина поравнялась с путником. - Эй, не мешкай, цепляйся, быстро домчим!

Лелека сделал два шага, ухватился за поручень стремянки, оттолкнулся ногами. Еще миг - и он оказался возле путейцев.

- Ловко же ты, - сказал человек в промасленном комбинезоне, секретарь станционной партийной ячейки. - Тебе, брат, в цирке работать!

- У нас и так каждый день цирк, - ответил Лелека. - Куда путь держите?

- К себе. А были на разъезде. Там, видишь, буза: вынь да положь каждому в обед котелок супа с мясом. И картошки чтобы в достатке. И само собой, хлеба. А где я им возьму?

- Разъяснил бы текущий момент, - осторожно сказал Лелека. - Так, мол, и так, граждане хорошие, враги кругом, революция в опасности, и все такое прочее.

- Вот мы и решили разъяснить, - кивнул секретарь. - Собираю ячейку. Будут не только коммунисты, но и сочувствующие, которые пожелают. Все пусть валят... Не поедешь с нами? Может, и по твоей линии вопросов насыплют?

- Где собираетесь?

- Там же, на разъезде. Сейчас соберу людей из мастерских - и айда на разъезд. Едем, браток, поможешь.

- Ладно, - сказал Лелека.

Собрание проходило бурно. Самое большое помещение на разъезде комната дежурного - было набито до отказа. Имелось лишь несколько стульев, поэтому люди сидели на полу, на подоконниках, стояли вдоль стен. Почти все курили, из настежь распахнутых окон дым валил так, что казалось - в доме пожар.

Как нередко практиковалось в те годы, собрание шло без твердой повестки и регламента. Не было и доклада. Просто секретарю партячейки и его заместителю задавали вопросы, те отвечали, как могли.

Вопросы были самые разные - о наступлении Деникина и о фокусах батьки Махно и атамана Григорьева, которые сегодня клянутся в любви Советской власти, а завтра вешают коммунистов и красных бойцов, о Петлюре и немцах... Не меньше интересовало рабочих положение с продовольствием.

Секретарь ячейки заносил в тетрадку десяток вопросов, коротко совещался с заместителем и отвечал собранию. Потом записывал новую серию вопросов.

Так прошло часа полтора. Секретарь партячейки взмок, охрип.

Внезапно в комнате произошло движение. Все обернулись к входной двери. Там стоял только что вошедший Кузьмич.

- День добрый, - сказал он и улыбнулся. - Что это у вас происходит? Собрание? Буду рад послушать, ежели позволите. Как, председатель, не возражаешь?

Вместо ответа секретарь партячейки ринулся к Кузьмичу, схватил его за руку, повел к столу, усадил.

- Спас ты меня, - сказал он, счастливо улыбаясь, - ей же богу, спас!

- От кого спас?

- От них. - Секретарь партячейки широко улыбнулся и рукой показал на собравшихся. - Опоздай ты хоть на полчаса - и доконали бы меня своими вопросами эти вот дорогие друзья-товарищи!

- А чего им надобно? - в тон ему сказал Кузьмич.

- Кто ж их ведает? Все знать хотят. Все на свете новости им подавай. И чтобы свежие были, теплые...

- Как буханка из печи, - крикнул парень в грязной тельняшке, сидевший на подоконнике.

Все засмеялись.

- Буханки, положим, горячими вынимают. Горячими, а не теплыми.

- Нехай горячими, - сказал тот же парень. - Абы больше было тех буханок и... новостей.

Кузьмич встал, оправил гимнастерку, выжидая, чтобы в комнате поутих шум.

- Вопрос у тебя есть? - сказал он парню в тельняшке. - Хочешь спросить?

- Хочу... Я вот чего знать желаю: это как же у нас получилось, что кругом по стране на целый месяц отменили пассажирские поезда? Мамка моя нет-нет, а ездила в село, привозила шпику, курку или еще чего... Голодуха же. Понимать надо, что подспорье требуется. А вы на целый месяц все поезда начисто остановили. Не могу уразуметь, как допустила такое Советская власть?

- Отвечу, - сказал Кузьмич. - Отвечу самым подробным образом. Но сперва - новость. Горячая. С пылу, с жару. Будете слушать?.. Только что стало известно: Красная Армия атаковала штаб и войска атамана Григорьева. Занято несколько населенных пунктов, в том числе Каменка гнездо григорьевских головорезов. Наш бронепоезд ворвался на станцию Александрия, рассеял огнем более десяти эшелонов врага. Тают силы предателя-атамана. Было у него одиннадцать бронепоездов, сейчас только два осталось. Да еще сорок пять орудий перешло в наши руки, Сам Григорьев бежал. Его преследуют красные бойцы. Можно считать, что покончено с атаманом Григорьевым, товарищи!

Кузьмич говорил подчеркнуто негромко, спокойно, лишь изредка поглядывая на собравшихся. Вот он закончил, взял со стола графин, стал наливать воду в кружку. В комнате было так тихо, что все услышали, как звякнула пробка, когда Кузьмич поставил графин на место.

Потом закричали все разом. Закричали, стали стучать ногами, свистеть, хлопать в ладоши. Кое-кто кинулся обниматься с соседями. Оно и понятно. Здесь не было ни одного, кто не хлебнул бы горя от наводнявших уезд бандитских шаек. У парня в тельняшке лишь месяц назад в селе вырезали половину семьи.

Вместе со всеми аплодировал и Константин Лелека - он знал, что Кузьмич сразу же его заметил, как только вошел.

Постепенно шум стих.

- Ну вот, - проговорил Кузьмич, - вижу, понравилось, как красные воины шарахнули по бандитам. Теперь еще одна приятная весть... Это кто спрашивал про пассажирские поезда?

- Ну, я, - сказал парень в тельняшке. - Я спрашивал. И считаю, что так не положено.

- Не положено, это верно, - ответил Кузьмич, - только как быть, если на Восточном фронте Колчак захватил город Уфу?

- Мы тебе про Фому, а ты про Уфу, - сказал горбатый старик, сидевший на полу прямо перед столом, и захохотал, довольный тем, что сострил.

- Нет, и я про Фому. Вот послушайте. За короткое время заготовила Советская власть много хлеба в Уфимской губернии, но успела вывезти лишь самую малость. И вот почти четыре с половиной миллиона пудов зерна попало в адмиральские лапы!

- Как же так? Кто виноват? - закричали в комнате.

- Тихо!.. Попало зерно Колчаку в лапы, а в Москве и Питере людям есть нечего, дети от голода пухнут, руки и ноги у них желтеют, наливаются влагой. Те, у кого ребята через такое прошли, знают: сперва водянка, потом смерть... Что тут делать? Выход один - заготовлять хлеб в других губерниях, ближе к промышленным центрам...