Мато Нажин - Мой народ сиу

Когда наступило утро, тем из нас, кто разделся на ночь, пришлось очень трудно, потому что мы забыли, как надо надевать новые костюмы, где они должны застегиваться: одни думали, что спереди, другие уверяли, что сзади. Вот тут-то и помогли нам мальчики, которые легли спать не раздеваясь.

Только когда наступила зима и стало очень холодно, нам выдали красное фланелевое белье; по цвету оно нам нравилось, но от него чесалось все тело, и было очень неприятно его носить.

ПАВЕЛ ЧЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ

В нашей комнате жил мальчик, по прозвищу Каиси Инъянке, или Непокорный. Его нельзя было назвать плохим мальчиком, но он всегда попадал в какую-нибудь беду. В школе ему дали имя Павел, а так как отца его звали Черный Медведь, то полное имя его было Павел Черный Медведь.

Много пришлось с ним повозиться нашему воспитателю капитану Пратту. Павел всегда играл до самой последней минуты, а потом начинал второпях причесываться и чистить сапоги-все сразу. Как-то в воскресенье Павел вбежал в комнату, где все собрались для осмотра. Вид у него был довольно забавный: причесываясь второпях, он вылил слишком много воды себе на голову, и она текла струйками по его лицу; он успел вычистить только один ботинок, другой у него остался грязным, и Павел не знал, куда деть эту ногу.

Нас учили, что мы должны стоять совсем прямо, как солдаты, когда входит капитан Пратт с врачом и другими членами комиссии. Капитан Пратт прежде всего измерил нас взглядом с головы до ног, посмотрел, хорошо ли мы причесаны, чистые ли у нас костюмы и начищены ли ботинки. Потом он осматривал комнату, проверяя, хорошо ли мы заправили свои постели и не засунули ли чего-нибудь под матрац. Бывало иногда, что он проверял и ящики, в которых мы складывали свою одежду. Он требовал, чтобы все было чисто и в порядке.

Павел Черный Медведь, как всегда, не успел приготовиться к осмотру, и, когда капитан Пратт взглянул на его ноги, Павел попробовал спрятать нечищеный сапог за другой, который он успел вычистить. Не ускользнули также от пытливого взгляда капитана и мокрые волосы Павла, с которых вода струйками текла по лицу. Мы все ждали, что Павел получит выговор, как всегда, но на этот раз капитан Пратт только улыбнулся и сказал Павлу, чтобы этого больше не повторялось.

В школе не разрешалось курить, однако Павел никогда не упускал возможности покурить тайком от старших. Однажды, когда мы сидели у костра, он зажег папиросу и затянулся несколько раз с лихим видом. Но вдруг ему стало плохо, у него закружилась голова, и он упал в обморок. Мы оттащили его от костра и стали отливать водой, пока он не пришел в себя.

СЕРДЦЕ СЕРДЦУ ВЕСТЬ ПОДЛЕТ

Как-то раз наша учительница принесла в класс деревянные тарелки. Она сказала, что эти тарелки надо расписать, и дала нам по ящичку с акварельными красками. Я получил шесть тарелок и с увлечением стал их расписывать. Я вспомнил, как я охотился в лесу за птицами и как мне дали прозвище Меткий Стрелок, и на моей тарелке появился маленький индейский мальчик, пускающий свои стрелы в птиц. Потом я вспомнил охоту на бизонов, и в моем воображении возникла картина, как стрелки нашего племени преследуют стадо встревоженных бизонов. Но особенно ясно вспомнилось мне, как однажды мы с дедушкой отправились на охоту, как он и отец поучали меня и как я убил в девять лет своего первого бизона. Все это я постарался передать в росписи на деревянных тарелках.

Когда я закончил рисовать, я отнес свои тарелки учительнице. Она внимательно посмотрела на мою работу, похвалила меня и скоро куда-то их отправила. Возможно, что и сейчас у кого-нибудь в Америке сохранились деревянные тарелки, на которых красуется роспись индейских детей первого класса Карлислской школы.

Приблизительно в это время в школу стали прибывать все новые и новые дети разных индейских племен, из разных резерваций. Как я уже говорил, нам не разрешали разговаривать по-индейски, да мы часто и не понимали друг друга, так как каждое племя говорило на своем особом языке; английский же мы знали еще очень плохо, а новенькие совсем его не знали. Не удивительно, что нам было очень трудно объясняться друг с другом. Это-то и заставило нас прилежнее изучать английский язык. Только теперь я стал понимать, что мне придется учиться обычаям бледнолицых, но теперь уже было поздно что-нибудь изменить. Тогда в моей детской голове мелькнула гордая мысль, что я смогу сделаться переводчиком и буду помогать отцу, ведь он совсем не умел разговаривать по-английски. Эта надежда окрылила меня.

Один раз мистер Пратт вызвал к себе нескольких мальчиков, в том числе и меня, и сказал, что каждый из нас должен будет обучаться какому-нибудь ремеслу. Мне он предложил учиться ремеслу жестянщика. Я должен буду стать жестянщиком?! Мне эта работа совсем не нравилась. Но так как не удалось перейти в другие мастерские, то я старательно учился этому ремеслу и сделал много сотен жестяных кружек, кофейников, ковшей. Жестяные изделия нашей работы рассылались по разным резервациям. Когда я закончил учение в школе и вернулся домой, мне это ремесло совсем не пригодилось, так как у индейцев нашего племени было в достаточном количестве жестяной посуды, которую я и другие ученики мастерили во время своего пребывания в Карлисле.

Итак, по утрам я ходил в мастерскую, днем посещал занятия в школе. Я пробовал несколько раз оставить свое ремесло, чтобы иметь возможность учиться в школе с утра до вечера. Но капитан Пратт на это отвечал мне лаконично:

- Нет, ты должен ходить в мастерскую, и все. Не будем больше на эту тему разговаривать.

При таком распорядке дня мои школьные занятия очень страдали, к тому же много времени пропадало напрасно. Я подсчитал, что по-настоящему я учился в школе всего лишь полтора года из четырех лет моей школьной жизни. И я не мог продолжать свое учение дальше, так как капитан Пратт дал обязательство нашим родителям после определенного срока отослать нас, детей, домой.

В одно воскресенье в нижнем этаже школьного здания поднялось какое-то волнение. Один из мальчиков стремглав примчался к нам наверх и закричал:

- Лютера Отважного Медведя отец приехал!

Тогда все бросились вниз, чтобы посмотреть на моего отца. Несмотря на то, что в то время в нашей школе были дети разных индейских племен, многие из них уже слыхали о моем отце.

Когда я сбежал вниз, то увидел своего отца, окруженного большой толпой мальчиков, которые наперебой старались поздороваться с ним за руку. Мне стоило больших усилий пробраться к отцу.

Как радостна была эта встреча! Только беда была в том, что нам строго-настрого запретили говорить в школе по-индейски. И вот передо мной стоял отец, который говорил только на родном языке и ни слова не знал по-английски.