Ольга Елисеева - Тайна смерти Петра III

Впрочем, реальность, как обычно, сложнее письменных признаний. О том, что наследник имеет постоянные прямые связи с Пруссией, знали и Елизавета Петровна, и Шуваловы, однако не препятствовали им. Почему? Во-первых, стараясь убедить тетку в неправильности избранного курса, великий князь щедро делился получаемой информацией. Во-вторых, существование дополнительного канала было полезно для возможных переговоров за спиной у союзников.

Петр читал берлинские газеты 45. К нему, свободно минуя границы и посты, с театра военных действий приезжали прусские курьеры. «Обо всем, что происходило на войне, – писал Штелин, – получал его высочество… очень подробные известия с прусской стороны, и если по временам в петербургских газетах появлялись реляции в честь и пользу русского и австрийского оружия, то он обыкновенно смеялся и говорил: “Все это ложь: мои известия говорят совсем другое”.

О сражении при Торгау на Эльбе… прибыл к графу Эстергази курьер с известием, что пруссаки совершенно разбиты… Иван Иванович Шувалов написал в покоях ее величества к великому князю краткое известие о том. …Великий князь, прочитав записку, удивился и велел… сказать, что он благодарит за сообщенную новость, но еще не может ей верить, потому что не пришли его собственные известия… “Я давно знаю, что австрийцы любят хвастаться и лгать… Потерпите только до завтра, тогда я узнаю в точности, как было дело”. …На другой день утром… лишь только вошел я в комнату, как великий князь встретил меня словами: “Что я говорил вчера за ужином? …Хотя вечером в день сражения прусская армия и была в дурном положении, …но новое нападение генерала Цитена с его храбрыми гусарами и прусской артиллерией дало делу такой внезапный оборот, что король не только одержал совершенную победу над австрийской армией, но на преследовании потопил их бесчисленное множество в Эльбе”» 46. Сведения Петра Федоровича действительно оказались точнее рассказа австрийского дипломата. И это ли не причина, заставлявшая Елизавету сквозь пальцы смотреть на переписку непутевого племянника с прусской стороной?

В сущности, негласное разрешение Петру Федоровичу поддерживать связи с Фридрихом II преследовало ту же цель, что и позволение Екатерине обмениваться посланиями с бывшим возлюбленным в Польше. Из обоих каналов Елизаветой и ее окружением извлекалась полезная информация. До поры до времени эти нити не считали нужным обрезать.

Хотя роман в письмах с Понятовским продолжался еще некоторое время, Екатерина уже осознавала, что одно преклонение ее не удовлетворяет. Она искала силы. Не только физической, но и душевной. Пусть грубой, зато надежной, как камень. Силы, которая не позволила бы втоптать ее в грязь.

Эту силу подарил нашей героине Григорий Григорьевич Орлов. «Мужчина стран северных, – писал о нем секретарь французского посольства Клод Рюльер, – не весьма знатного происхождения, дворянин, если угодно, потому что имел несколько крепостных крестьян и братьев, служивших солдатами в полках гвардейских, был избран в адъютанты к начальнику артиллерии графу Петру Ивановичу Шувалову [3], роскошнейшему из вельмож русских… Выгода прекрасной наружности, по которой избран Орлов, скоро была причиною его несчастья. Княгиня Куракина, одна из отличных придворных щеголих, темноволосая и белолицая, живая и остроумная красавица, известна была в свете как любовница генерала, а на самом деле его адъютанта… По несчастью, он (Петр Шувалов. – О. Е. ) застал его (Григория Орлова. – О. Е. ). Адъютант был выгнан и, верно, был бы сослан навсегда в Сибирь, если бы невидимая рука не спасла его от погибели». По уверениям дипломата, эта рука принадлежала великой княгине, которая услышала историю несчастий Орлова.

В то самое время, когда Екатерина молча переживала свое разочарование в Понятовском, из пересудов фрейлин она узнала, что в трудных обстоятельствах не все отступают перед препятствиями, как Станислав. Окружавшие Екатерину женщины уверили свою госпожу, что «прекрасный несчастливец» достоин покровительства. Да и тот факт, что Елена Куракина избрала его, свидетельствовал в пользу достоинств Орлова. «Можно всякий раз, завязав глаза, принять в любовники того, который был у нее», – замечал Рюльер.

Через одну из горничных, Екатерину Ивановну Шаргородскую, царевна устроила себе тайное свидание с героем нашумевшей истории. «И Орлов, любимец прекрасной незнакомки, не зная всего своего счастья, был уже благополучнейший человек в свете. Что ж чувствовал он тогда, когда в блеске публичной церемонии увидел на троне обожаемую им красоту?»

Григорий Григорьевич сделался известен в столице, но не благодаря связи с великой княгиней. Он имел счастливое свойство привлекать к себе сердца товарищей, а щедрость и простота общения только укрепляли его позиции гвардейского вожака. «Вкус, привычка или обдуманный план, но он жил всегда с солдатами, и хотя по смерти генерала (Шувалова. – О. Е. ) возлюбленная доставила ему место артиллерийского казначея с чином капитана, но он не переменил образа своей жизни, употребляя свои деньги, чтобы привязать к себе дружбою большое число солдат».

Орлова стали замечать, поскольку он вечно маячил где-то поблизости от Екатерины, стараясь обратить на себя ее внимание. Эта подробность тоже не ускользнула от Рюльера: «Он везде следовал за своею возлюбленною, везде был перед ее глазами». Однако крайняя осторожность позволила любовникам сохранить тайну. «Никогда известные сношения не производились с таким искусством и благоразумием… И только когда Орлов явился на высшей степени, придворные признались в своей оплошности, припомнили себе условленные знаки и случаи, по которым все долженствовало бы объясниться».

Оставалось только удивляться, как новый поклонник Екатерины, завоевав известность трактирными похождениями и молодечеством, сохранил секрет возлюбленной. Стало быть, не так прост был этот рубаха-парень, и великая княгиня знала, на кого положилась. «При дворе недоверчивом она жила без подозрения… между тем как целая Европа удивлялась благородству ее сердца и несколько романтическому постоянству» 47.

Последнее замечание относится к связи с Понятовским. Несколько лет нашу героиню считали его верной и тоскующей дамой сердца. Не в ее интересах было открыто выходить из образа. Тем более что Елизавета и Шуваловы уже приучили себя к мысли, будто контролируют роман с польским дипломатом. Бедный Станислав стал для Екатерины чем-то вроде прикрытия. Не удовлетворившись официальным возлюбленным в изгнании, она завела еще и тайного.