Ольга Елисеева - Тайна смерти Петра III

«Третья рота, как и прочие Преображенского полка, по другим мостам бежали одна за одной, к Зимнему дворцу. Там нашли Семеновский и Измайловский уже пришедшими, которые окружили дворец и выходы все заставили своими караулами. Преображенский полк… поставлен был внутри дворца… Тут тотчас увидел митрополита новгородского Гавриила с святым крестом в руках, который он всякому рядовому подносил для целования, и сие была присяга» 413.

В одном из автобиографических отрывков Екатерина добавляла по поводу преображенцев: «Когда гренадерская рота первого гвардейского полка подошла близ Казанской церкви на встречу императрице, они хотели занять свой пост у экипажа императрицы, но гренадеры Измайловского полка возразили им с горькими упреками, что они явились последними и что никоем образом им не уступят; это был очень опасный момент, потому что, если бы первые стали упорствовать, пошли бы в ход штыки; но ничуть не бывало, они сказали, что это была вина их офицеров, которые их задержали, и самым кротким образом пошли маршировать перед лошадьми экипажа императрицы» 414.

Екатерине положительно везло в этот день. Но такие опасные сцены возникали на каждом шагу. Может быть, именно для того, чтобы сгладить у преображенцев неприятное впечатление от «первенства» измайловцев, а заодно показать, как им доверяют, императрица распорядилась поставить старейший полк на караулы внутри дворца.

В городе еще оставались войска, верные Петру III. Особенное беспокойство вызывал кирасиры. «Дело дошло почти до драки между созданным императором лейб-кирасирским полком, очень ему преданным, и конной гвардией, – сообщал Шумахер. – Командующий этим полком подполковник Фермойлен и другие немецкие офицеры хотели захватить Калинкин мост, через который шла дорога на Петергоф и Ораниенбаум, но их быстро отделили и взяли в плен… На Васильевском острове располагалось два пехотных полка – Ингерманландский и Астраханский. Вторым командовал генерал-майор Мельгунов, фаворит императора, так что этим войскам не очень доверяли. На случай, если они проявят враждебность, был выделен один отряд с пушкой, которому следовало отстаивать от них мост через Неву. Но и там полковника, заявившего о своей верности государю, взяли под арест собственные же солдаты» 415.

По другой версии, кирасиры не пытались захватить мост, а просто были обмануты вестью о гибели императора. «Явился кирасирский полк, – рассказывал придворный ювелир Иеремия Позье, – состоявший из трех тысяч самых лучших солдат, какие только имелись в войске, которому император послал приказание отправиться к нему в Ораниенбаум; но императрица послала одного из своих придворных вельмож воротить полк… Офицер, командовавший полком, по всей вероятности, не знал, в чем дело, и я сам видел, как он чуть не подрался с караулом из конногвардейцев, которые стерегли мост… Они, как бешеные, бросились с ружьями и штыками наперевес… Несколько гвардейских офицеров подошли, чтобы остановить этих сумасбродов, и что-то сказали на ухо кирасирскому офицеру, который тотчас же усмирился… Если бы этот полк остался верен императору, то он мог бы перебить всех солдат, сколько их ни было в городе» 416. Но судьба распорядилась иначе. Кирасир привели к присяге без сопротивления. Хотя никакого энтузиазма они не выражали. «Один полк явился печальным, – описывал их Рюльер. – …Офицеры отказались идти и были все арестованы, а солдаты, коих недоброхотство было очевидно, были ведены другими из разных полков» 417.

Тем временем в Зимний дворец набилась уйма народу. Именно здесь, с трудом пробившись через толпу, нашла императрицу Дашкова: «Перо мое бессильно описать, как я до нее добралась. Все войска, находившиеся в Петербурге, присоединились к гвардии, окружили дворец, запрудив площадь и все прилегающие улицы. Я вышла из кареты и хотела пешком пойти через площадь; но я была узнана несколькими солдатами и офицерами, и народ меня понес через площадь высоко над головами. Меня называли самыми лестными именами, обращались ко мне с умилением, трогательными словами и провожали меня благословениями… вплоть до приемной императрицы, где и оставили меня, как потерянную манжету. Платье мое было помято, прическа растрепалась, но своим кипучим воображением я видела в беспорядке моей одежды только лишнее доказательство моего триумфа» 418.

Княгиня сумела напомнить о себе государыне ярким театральным жестом с возложением на Екатерину ленты ордена Cв. Андрея Первозванного. «Заметив, что императрица была украшена лентой св. Екатерины и еще не надела Андреевской – высшего государственного отличия —…я подбежала к Панину, сняла с его плеч голубую ленту и надела ее на императрицу, а ее Екатерининскую, согласно с желанием ее, положила в свой карман… Государыня предложила двинуться во главе войск на Петергоф и пригласила меня сопутствовать ей… Желая переодеться в гвардейский мундир, она взяла его у капитана Талызина, а я, следуя ее примеру, у лейтенанта Пушкина» 419.

Между тем следовало подумать о Кронштадте, куда мог податься свергнутый государь, о флоте и об армии, находившейся за границей. Заговорщики – люди сухопутные – о морской твердыне вспомнили только около полудня и пришли в ужас. «Не представлялось понятным, чтобы император не подумал об этом порте и крепости, – писала Екатерина. – Надо было сделать водою только одну милю от Ораниенбаума, тогда как от города было четыре» 420. В Кронштадт отправился вице-адмирал Иван Лукьянович Талызин, которого за глаза «считали погибшим». Однако ему удалось арестовать присланного от Петра III генерал-аншефа П.А. Девиера и привести гарнизон к присяге.

Одновременно вице-адмиралу А.И. Полянскому был послан приказ объявить всем флотским и адмиралтейским чинам о вступлении Екатерины II на престол и организовать присягу. Другой рескрипт получил генерал-поручик П.И. Панин, находившийся в Кенигсберге. Ему надлежало сменить П.А. Румянцева в качестве командующего Померанским корпусом, поскольку последний был обласкан Петром Федоровичем и мог выступить на его стороне 421.

Толчея во дворце не стихала. Ювелир Позье, за которым государыня специально посылала офицера, прибыл одновременно с канцлером Воронцовым, присланным от императора разузнать, как обстоят дела в столице. «Мы вошли в залу, которая до такой степени была наполнена народом, что пришлось подождать добрых полчаса, прежде чем удалось пробраться до императрицы… Я еще стоял за стулом императрицы, когда явился великий канцлер Воронцов… Она спросила его, затем ли он пришел, чтобы присягнуть ей». Но, услышав отрицательный ответ, сказала: «В таком случае вы не прогневаетесь, если я вас посажу под домашний арест» 422.