Алексей Борисов - Нюрнбергский процесс, сборник документов (Приложения)

Вопрос: По каким причинам Вы оставили пост в ОКВ?

Ответ: Внешним поводом для этого было сотрясение мозга, которое я получил во время покушения в июле 1944 года. Я использовал этот повод для того, чтобы уйти из ОКВ, что я намеревался сделать уже в течение нескольких лет. Лечащий меня врач помог мне и изобразил мою болезнь таким образом, чтобы облегчить мой уход из ОКВ. Другой врач помог мне не вернуться в ОКВ вплоть до конца войны.

Вопрос: Какими причинами Вы в действительности руководствовались, оставляя свой пост в ОКВ?

Ответ: В первую очередь — это подобного рода позорные директивы, во-вторых, сумасшедшая стратегия, которую Гитлер осуществлял. Например, он раньше всегда утверждал, что потеря нефтяных районов Румынии, а также прорыв нашей обороны во Франции с последующим вторжением союзников означает проигрыш войны для Германии, между тем, когда так и случилось, он не искал мира.

Нюрнбергский процесс. Сб. в 7-томах, т.2, с. 632—639.

Нюрнберг,

19 декабря 1945 г.

Начало допроса 11.40

Окончание -"- 12.20

Полковник Покровский: Я прошу разъяснить д-ру Венглеру, что сейчас будет оформлен его допрос в качестве свидетеля. Допрос производит заместитель Главного обвинителя от СССР полковник Покровский.

Допрос производится при участии переводчика капитана Кучина. Капитан Кучин предупрежден об ответственности за неправильный перевод.

Вопрос: Ваша фамилия, имя, отчество, звание и должность, которую вы занимали в германском военном или административном аппарате?

Ответ: Моя фамилия Венглер, имя Вильгельм, рождения 1907 года, 12-го июня. С осени 1942 года я был вольнонаемным советником юридической группы «заграница» ОКВ.

Вопрос: Военного звания вы не имели?

Ответ: В то время не имел.

Вопрос: Перед тем как перейти к вопросам по существу, я считаю себя обязанным разъяснить вам, что вы сейчас будете давать показания в качестве свидетеля, что вы как свидетель обязаны отвечать правдиво на все вопросы, которые вам будут поставлены, и сообщать все вам известное по этим вопросам. Достаточно ли это ясно?

Ответ: Да, это само собой разумеется.

Вопрос: Готовы ли вы дать такие показания?

Ответ: Да.

Вопрос: Приходилось ли вам в силу вашего служебного положения сталкиваться с вопросами относительно линии поведения ОКВ в целом или отдельных его руководителей к советским военнопленным?

Ответ: Да, я был осведомлен об этом.

Вопрос: Со слов кого-либо другого или вы имели личное отношение к этим вопросам?

Ответ: Вначале, в 1942 году, я по ряду причин, о которых скажу ниже, не имел никакого отношения, как и мой отдел, к вопросу о военнопленных. Однако впоследствии я имел возможность знакомиться с некоторыми документами по этому вопросу.

Вопрос: Можете ли вы в связи с этим сказать, что вы считаете себя в курсе этого вопроса?

Ответ: Да.

Вопрос: Я тогда прошу сообщить, когда, при каких обстоятельствах и что именно вам стало известно по этому вопросу?

Ответ: Мне известно, что в начале кампании Советское правительство обратилось к германскому правительству с предложением взаимно применять в отношении военнопленных Женевскую и Гаагскую, в особенности Женевскую, конвенции. Я знаю, что шеф ОКВ, Кейтель, отказался рассмотреть эти предложения.

Вопрос: Каким образом стало вам известно о позиции Кейтеля?

Ответ: Я видел копию документа, в которой говорилось об этом деле.

Вопрос: Видели ли вы это лично?

Ответ: Да, я видел это лично.

Вопрос: Было ли в этом документе сказано, что Кейтель отказался от этого предложения, и как вы об этом узнали?

Ответ: Да, как раз в этом документе это было сказано. Это объясняется тем, что наиболее важные документы в нашем отделе подшивались в особое дело, которое вел граф Мольтке и которое я очень основательно в свое время проработал. Поэтому я хорошо помню содержание этого документа.

Вопрос: Какую должность занимал в этом отделе граф Мольтке?

Ответ: Он был референтом группы.

Вопрос: «заграница»?

Ответ: Группа «заграница» делилась на несколько секций, каждая в составе 5—6 человек, Мольтке был самым важным референтом одной из групп, кажется, 2-б, но название это менялось, так что это не точно. Все важные документы попадали к нему.

Вопрос: И именно в папке наиболее важных документов вам, свидетель, пришлось видеть документ, о котором идет речь?

Ответ: Да.

Вопрос: Это был подлинник или копия письма, которое отправлено было Кейтелем в чей-нибудь адрес?

Ответ: Это была копия. Я не знаю, кому была адресована эта бумага, потому что я интересовался только ее содержанием.

Вопрос: К чему сводилось содержание этого документа?

Ответ: Содержание этого документа сводилось к тому, что Германия не может и не желает согласиться на это предложение Советского правительства в силу того, что Советское правительство не приспособлено к тому, чтобы выполнять такие обязательства.

Вопрос: Таким образом, из текста документа было очевидно, что Кейтелю известно об обращении Советского правительства?

Ответ: Да.

Вопрос: Приходилось ли вам, свидетель, еще когда-либо сталкиваться с вопросом об отношении ОКВ к советским военнопленным?

Ответ: В кругах ОКВ было известно, что в то время, как французские, бельгийские и т.д. военнопленные находились непосредственно в ведении управления по делам военнопленных (ОКВ), управление лагерями для советских военнопленных находилось в руках СС и обращение с ними было чрезвычайно плохое.

Вопрос: Следует ли понимать под плохим обращением также и плохие условия быта и питания?

Ответ: Не только плохое питание и плохие жилищные условия, но и изъятие из военной подсудности, избиение и т.д.

Вопрос: А также истязания?

Ответ: В общем смысле — бесчеловечное обращение. Я лично никогда не старался вникать в детали этого вопроса, потому что это мне претило.

Вопрос: Это было секретом или было общеизвестно, в частности в офицерских кругах?

Ответ: Вообще это должно было держаться в секрете, но в офицерских кругах ОКВ это было общеизвестным фактом.

Вопрос: Было ли понятно работникам секции международного права, что это является грубым нарушением международных норм?

Ответ: Да, независимо от того, что в отношениях между Советским Союзом и Германией не действовали положения Женевской конвенции, все равно в обращении с советскими военнопленными автоматически надлежало руководствоваться общепринятыми международными нормами (обычаями).