Коллектив авторов - «Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Ленин засмеялся и платком стряхнул с себя капли воды.

Когда он смеялся, его глаза, и без того маленькие, совсем прищуривались и мерцали двумя короткими черточками, под большим выдвинутым вперед лбом. В улыбке Ильича было что‑то особенное, чарующее.

Ленин стал опять прогуливаться по палубе, заложив руки за спину. То останавливаясь около поющих, то подходил к борту.

Лейся вдаль наш напев! Мчись кругом!

Над миром наше знамя реет

И несет клич борьбы, мести гром…

— гремел наш хор.

Оно горит и ярко рдеет.

То наша кровь горит огнем,

Пароход разрезал шумные, бурлящие волны…

Через несколько часов наш корабль подошел к шведскому пограничному городу Мальме. Качка кончилась. Пароход медленно вошел в порт. Мы быстро высалились, двинулись со своим багажом к железнодорожной станции, и утром были уже в Стокгольме. Здесь нас встретили местные левые социал–демократы и другие партийные товарищи.

Теперь мы были уже совершенно спокойны за наши вещи. Было кому о них позаботиться, и мы налегке, пешечком отправились в город.

Нас пригласили в фешенебельную гостиницу, в которой бывали лишь посетители с белыми, как снег, накрахмаленными манишками и манжетами, в дорогих костюмах. На нас же обслуживающий персонал смотрел с удивлением. Видно было, что портье и горничные недоумевали: что это за люди?

Нас пригласили в столовую позавтракать. Большой длинный стол был весь уставлен холодными и горячими закусками. Вокруг стояли официанты. Блестящие люстры, большие зеркала на стенах и широкие светлые окна блестели и переливались светом. Обстановка была неуютной, холодной Но закуски оказались вкусными.

После завтрака перешли в просторный зал, где нас ожидали представители местной социал–демократии и репортеры.

Представители левой социал–демократической газеты «Politiken» и местной социал–демократической организации обратились к Ленину с приветствиями, поздравляли его с революцией в России и желали ее полной победы.

Лицо Ленина преобразилось, на нем уже не видно и следов мрачного раздумья, глаза блестят.

Ильич выступил с короткой ответной речью. Поблагодарив за приветствие, он изложил тактику партии на данный период.

Затем нас обступили корреспонденты газет. Особенно заинтересовались они Миха Цхакая. Его обступила и забросала вопросами целая толпа газетчиков. Так как Миха Цхакая не говорил по–немецки, ответы корреспондентам пришлось давать мне. Я подробно рассказал о прошлой революционной работе Миха и подчеркнул его большие заслуги в области пропаганды учения Маркса и Энгельса в нелегальных условиях. Я сообщил им, что Миха Цхакая — старейший член грузинской социал–демократической организации, что, преследуемый царской властью, он десятки лет томился в эмиграции и только теперь возвращается в Грузию.

Миха Цхакая, видимо, считал все эти подробности излишними и, конфузясь, говорил мне:

— Ну к чему все это? Хватит. В Грузию ли я еду, или в какое‑либо другое место, разве это не все равно?

Хозяева предлагали нам остаться в Стокгольме еще один день, но Ленин решительно отказался и попросил отправить нас дальше немедленно. Теперь, когда мы уже находились совсем близко от революционного Петрограда, Ленин стремился как можно скорее окунуться в практическую революционную работу. Прежде всего было необходимо получить визы на свободный въезд в Россию. Ленин послал телеграммы находящимся в Петрограде товарищам и Петроградскому Комитету, прося принять меры к тому, чтобы Временное правительство не осмелилось нас арестовать.

Как сейчас вижу Ленина в стокгольмской гостинице. Вот он ходит быстрыми шагами по залу, затем подходит к кому‑нибудь из эмигрантов, о чем- то энергично с ним говорит, в чем‑то его убеждает. Или сядет вдруг за стол, набросает телеграмму в Петроград, перечтет ее и, передав для отправки, требует свежие газеты, полученные из России. Он все время в движении, волнуется, торопится…

Визы мы скоро получили. Ввиду того, что ввозить какие‑либо рукописи в Россию не разрешалось, Ленин оставил свои тетради местным товарищам с просьбой переслать их при первой возможности.

Когда подали поезд для посадки, я увидел, что Ленин тащит свой довольно тяжелый чемодан к вагону.

Я подбежал к Ильичу, чтобы взять у него чемодан, но Ленин запротестовал.

— Зачем? Зачем? Я же сам могу? — говорил он.

Но я почти силой выхватил чемодан и, взвалив его на плечо, внес в вагон.

— Останьтесь у нас! — сказал Ленин. — Ты ведь знаешь его? — обратился он к жене.

— Как же, как же! — ответила Надежда Константиновна и тоже попросила меня остаться.

Я занес в купе и свой чемодан.

Мы, мужчины, разместились на верхних полках, а женщины: Н. К. Крупская и Инесса Арманд – внизу.

Как только поезд тронулся, Ленин снял пиджак и, вытащив из карманов целую кипу русских газет, улегся и стал читать их. Чтобы не беспокоить меня, он, предварительно извинившись, задрапировал лампочку с моей стороны.

— Володя, ты без пиджака простудишься! — сказала Надежда Константиновна и хотела было укрыть Владимира Ильича, но он запротестовал.

Я лежал на койке и следил за тем, как Ильич торопливо, запоем читает газетные сообщения о ходе революции в России.

В купе было тихо. Тишину нарушало лишь шуршание газет да изредка произносимые Лениным восклицания, вроде: «Ах, канальи! Ах, изменники!..»

Ясно было, что слова эти адресовались к Чхеидзе или к Церетели, что говорились они по поводу того или иного выступления их в Петрограде.

— Социал–демократ! — воскликнул вдруг Ильич возмущенно. — Это слово стало пошлым. Стыдно носить теперь это имя! Мы должны назвать себя коммунистами и партию коммунистической.

Долго еще ворочался Ленин на своей койке, складывал прочитанные газеты и разворачивал новые.

А внизу волновалась Надежда Константиновна.

— Что делать, — произнесла она вполголоса. — Володя простудится без пиджака! — но побеспокоить его еще раз она не решилась.

На другой день утром, когда мы сидели за чаем, а Надежда Константиновна угощала нас бутербродами, Ленин посмотрел на проносившиеся мимо окна высокие сосны и сказал:

— Вот приедем в Россию и по образцу германских товарищей издадим газету. Она будет стоять в оппозиции к социал–демократам, чтобы принудить их держаться как можно левее, разоблачать их беспринципность, их оппортунизм. Мы с ними, конечно, сотрудничать не будем!

Когда мы кончили пить чай, Ленин обратился

— Пройдите, товарищ, по вагону и попросите всех собраться в коридоре. Надо поговорить, условиться, как держаться и что говорить в случае, если при въезде в Россию, нас арестуют агенты Временного правительства.