Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

— Как же быть с одеждой? Где мы ее достанем? Мой товарищ не мог не улыбнуться:

— Не беспокойся. Это ты все получишь в институте №205.

Мое незнание «аппарата» заметил другой товарищ.

— Я должен завтра пойти за своими вещами. Если хочешь, приходи ко мне, я работаю в институте №205. Мы можем пойти вместе в хозотдел.

— А где я тебя найду в институте?

— Меня зовут Густав Гунделах [11] Делегат КПГ в первом германском послевоенном парламенте (1949–1953). . Ты найдешь меня в редакции немецкой народной радиостанции.

На следующий день я поехал в институт №205. Через полчаса я вместе с Гунделахом, пораженный, стоял в хозотделе. Хозотдел напоминал универмаг. Различные материи, обувь, костюмы, платья, пальто, белье, чулки — все, чего не было в военное время в магазинах, лежало здесь в большом количестве и все было весьма хорошего качества. Меня одели с ног до головы. Потом мне пришлось подписать бесчисленное количество бумажек — за каждую полученную вещь отдельно и весь список целиком с несколькими копиями.

Первая часть подготовки к отъезду была, таким образом, закончена. Теперь наступает вторая и, как мне, по крайней мере, казалось, торжественная часть: сдача документов. С бьющимся сердцем я отправился на другой день в комнату русского начальника кадров Воробьева. Я ожидал, что снова начнется знаменитая игра в вопросы и ответы и что предстоят серьезные политические разговоры. Но все было совсем иначе. Не было ни политических докладов, ни игры в вопросы и ответы; не было даже особенно торжественно.

— Ну, товарищ Леонгард, вы принесли все ваши советские документы?

— Конечно. Они все со мной.

При этом я уже вытащил все мои бумаги из кармана и положил их на стол: комсомольский билет, советское удостоверение личности, мой старый студенческий билет, заветную книжку из института, членские билеты МОПРа и ОСОАВИАХИМа.

— Это все? — спросил начальник кадров равнодушно. И он тут же вернул мне членские билеты организаций, которые всегда считались чрезвычайно важными, с таким жестом, будто они не стоили и бумаги, на которой были напечатаны. Только студенческие документы и комсомольский билет лежали еще перед ним. Он открыл ящик и положил их туда.

— Ну, теперь все в порядке. Желаю вам успехов в вашей дальнейшей деятельности.

27 апреля нас созвали на короткое совещание к Ульбрихту. В первый раз я увидел Ульбрихта смеющимся и: приветливым.

— Мы вылетим, вероятно, 29 или 30 апреля. До отъезда мы еще побываем у Вильгельма на прощальном вечере. И еще один практический вопрос …

Он открыл свой портфель и вынул пачку денег, которые распределил между нами.

— Это по 1000 рублей на каждого на необходимые расходы.

Это была сумма, которая намного превышала месячный заработок рабочего. Однако раздача денег еще не была закончена.

— А теперь каждый получит еще по 2000 германских марок на первое время жизни в Германии.

Снова мы получили связанные, свежеотпечатанные дензнаки, на этот раз выпущенные американцами для оккупационной зоны Германии. Мы уже слышали про эти деньги, но видели их впервые.

Одно только оставалось еще неясным: было ли наше возвращение короткой командировкой или это «навсегда»? Я хотел было уже спросить об этом, но вдруг вспомнил, что как раз сейчас следует избегать выказывать «непартийное» отношение. Я ничего не спросил, но подумал, что дело идет о короткой командировке, и что мы через несколько недель снова окажемся в Москве.

29 апреля нас в последний раз позвали к Ульбрихту. И это совещание было совсем коротким.

— Всё ясно. Завтра в семь утра мы вылетаем. Мы встретимся в 6 часов у бокового входа в отель «Люкс» и поедем на автобусе на аэродром. Каждый возьмет с собой только маленький чемоданчик с самыми необходимыми вещами. Сегодня вечером мы приглашены к Вильгельму, — сказал нам Ульбрихт.

Квартира Пика была обставлена, как и все другие комнаты в отеле «Люкс». Единственное отличие было в том, что у него была не одна, а несколько комнат. По сравнению с квартирными условиями рядовых советских граждан и многих немецких эмигрантов квартиру его можно было назвать комфортабельной, даже роскошной. С точки зрения западного жителя она соответствовала, пожалуй, квартире квалифицированного рабочего в Западной Германии. Скромно и даже бедно была она обставлена по сравнению с виллой, в которой жил Вильгельм Пик после 1945 года в Нидершёнгаузене под Берлином.

В гостиной стоял круглый стол, за который мы и уселись. Перед каждым стояла стопка для водки. Я боялся, что все будет протекать очень официально. Внутренне я уже подготовился к политическому докладу или «организованному веселью», как это происходило в школе Коминтерна. Но было уютно, по–дружески, не официально. По–видимому, мы находились в таком составе и на такой иерархической ступени, когда можно было провести время и без официальных заявлений и политической декламации. В течение вечера неоднократно поднимался разговор о будущей работе, но не в партийно–официальном стиле директив, а свободно, своими словами.

Потом нам налили водки.

— За будущую работу в Германии, — сказал Вильгельм Пик весело и приветливо.

— За то, чтобы и ты, Вильгельм Пик, вскоре также приехал в Германию, — сказал кто‑то из присутствующих.

Он засмеялся.

— Да, да, я скоро приеду.

Мы посидели еще некоторое время, разговаривали, шутили и кто‑то даже рассказал анекдот.

— А знаете ли вы последний анекдот об аресте Гитлера англичанами? — спросил вдруг Рихард Гиптнер.

— Нет, расскажи! — закричали со всех сторон.

— Но он довольно острый, — засомневался он. Он, видимо, сообразил, что в то время малейшая критика союзников, даже в самом безобидном анекдоте могла рассматриваться как политическая ошибка.

— А, чего там, рассказывай! — бросил Пик ободряюще.

— Так вот. Британские войска продвигаются все дальше и окружают главную квартиру вождя. Все ближе подходят они к комнате Гитлера и, наконец, оказываются у его двери. Распахивают дверь. Британские солдаты — впереди всех майор — идут, направляя пистолеты на Гитлера: «Именем союзных наций — вы арестованы!» Невероятно напряженный момент. Гитлер, слегка улыбнувшись, достает какой‑то документ из кармана: «Очень рад познакомиться с Вами. Я агент №2015 британской разведки. Задание выполнено. Германия побеждена».

Все рассмеялись.

— Немного нахально, но все‑таки хорошо, — сказал Вильгельм Пик. И даже Ульбрихт улыбнулся.

Примерно через час мы простились. Вильгельм Пик пожал каждому из нас руку.

— До скорого свидания в Германии!

Ульбрихт еще раз напомнил нам, чтобы мы были точно в 6 часов утра у бокового входа в «Люкс».

В некотором смятении я вошел в свою комнату. События последних дней волновали и будоражили нервы. Долго не мог я заснуть. Это был мой последний вечер в Советском Союзе.