Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

Мы все знали утверждение Карла Маркса в его речи в Амстердаме 15 сентября 1872 года:

«В один прекрасный день рабочий должен получить политическую власть в руки, чтобы обосновать реорганизацию труда… Но мы не утверждали, что пути достижения этой цели везде одинаковы. Мы знаем, что необходимо учитывать условия, порядки и обычаи различных стран». И Ленин, осенью 1916 года, указывал, что народы придут к социализму «не совсем одинаковыми путями», а «придадут различным сторонам общественной жизни свои особые черты».

На VIII съезде партии в марте 1919 года Ленин внушал большевистским делегатам: «Нельзя из Москвы рассылать приказы». В своей речи на III конгрессе Коммунистического Интернационала в 1921 году Ленин, обращаясь к своим иностранным товарищам, заявил, что «Коммунистический Интернационал никогда не потребует, чтобы вы рабски подражали русским». В особенности нравилось нам изречение Ленина на IV конгрессе Коминтерна в 1922 году, когда он высмеивал иностранных ответственных партработников, которые русские резолюции «вешают, как икону, в угол и молятся перед ними».

Даже опубликованные Аккерманом в конце 1945 года и ставшие позже официальной партийной линией тезисы об особом пути к социализму рассматривались многими самостоятельно мыслящими партработниками, как недостаточные, так как, вопреки этим- тезисам, на практике мы должны были поддерживать советский политический курс и советские мероприятия.

Чем явственней становилась связь с советскими оккупационными властями и с Советским Союзом, тем чаще появлялись «политические колики», тем шире был круг тем для разговоров «между собой». Нам становилось не по себе при мысли, что мы, возможно, пойдем теперь по тому пути, каким шел Советский Союз при Сталине. Часто нас, знавших жизнь в Советском Союзе по собственному опыту, спрашивали другие партработники, как «между нами говоря», выглядит всё в действительности в СССР. Совершенно естественно, что бывшие эмигранты встречались с бывшими нелегальными борцами в Германии и многое «между собой» критически продумывали.

Был ли пакт с Гитлером, действительно, только необходим внешнеполитическим компромиссом?

Как обстояло, в сущности, дело с освобождением Западной Украины и Белоруссии? Не было ли это заранее оговорено в договоре с фашистской Германией? Не было ли это фактически — страшно было даже подумать — империалистическим разделом Польши?

А война с Финляндией? Не Советский ли Союз напал на эту страну?

Не противоречили ли культ вождя, постоянное подчеркивание сталинского «мудрого руководства» и непогрешимости первоосновам живого социалистического движения? Разве не потребовал Маркс при своем вступлении в «Союз коммунистов», чтобы «из устава было выброшено всё, что способствует суеверному преклонению перед авторитетом»? Не заявляла ли Роза Люксембург, что «ошибки, которые делает подлинное рабочее движение, исторически неизмеримо плодотворнее и ценнее, чем непогрешимость наилучшего Центрального комитета»?

Не противоречили ли введенные Сталиным и партией выводы воззрениям Маркса и Энгельса о рабочей партии? «Все члены равны и являются братьями, и поэтому должны помогать друг другу в любом положении», гласило в уставе основанного Марксом и Энгельсом «Союза коммунистов».

У Сталина же мы читали:

«В рядах нашей партии насчитывается, если рассматривать руководящий слой, около 3000–4000 высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии.

Затем идут от 30000 до 40000 средних руководителей. Это наши партофицеры.

Затем идут от 100000 до 150000 низших командиров партии. Это, так сказать, унтер–офицерский корпус нашей партии».

Мы не могли не задуматься над резким противоречием между марксистским пониманием братства внутри партии и сталинским офицерским и унтер–офицерским корпусом партии.

Не находились ли претензии ВКП(б) на водительство, лозунг о «ведущей роли» Советского Союза в прямом противоречии с принципами международного движения, с принципами Маркса и Энгельса? Не писал ли Фридрих Энгельс во введении к своей книге «Немецкая крестьянская война» в 1874 году: «Совсем не в интересах этого движения, чтобы рабочие какой‑либо отдельной нации маршировали во главе ее».

Мы вспоминали также слова Ленина во время Февральской революции 1917 года: «Русский пролетариат удостоился высокой чести начать серию революций… Мысль, однако, что русский пролетариат — пролетариат, избранный среди рабочих других стран, нам абсолютно чужда».

А национальная политика Сталина? Не были ли восхваление всего русского и провозглашение русского народа «ведущей нацией» полным отказом от социалистических принципов национальной политики?

Чаще всего мы обсуждали проблему чисток и в особенности большую чистку 1936–1938 годов. Прошло уже более десяти лет с тех пор, а мы все еще возвращались к этому вопросу. Разве те, кого уничтожало НКВД, не были соратниками Ленина, героями Октябрьской революции? Разве не были другие сотни тысяч жертв больших чисток в свое время партизанами в гражданской войне и старыми большевиками? Могло ли это быть просто случайностью, что именно перед чисткой было ликвидировано Общество старых большевиков?

Когда я сегодня вспоминаю наши «разговоры между собой» тех времен, то, думается, можно выразить наши «политические колики» в следующих пунктах:

1. Зависимость СЕПГ (или партии сталинского типа какой‑либо иной страны) от Советского Союза и ВКП(б) в противоположность требованию Маркса и Энгельса о равных правах для социалистического рабочего движения каждой отдельной страны.

2. Сталинский тезис, что страны «народной демократии» должны следовать Советскому Союзу, в противоположность провозглашенному Марксом и Энгельсом принципу, что движение к социализму в каждой стране должно идти соответственно собственным экономическим, политическим и культурным условиям.

3. Провозглашенный сталинизмом принцип неуклонного усиления государственной власти в СССР и странах Советского блока в противоположность учению Маркса и Энгельса, которое гласит, что социалистическое развитие приведет к ослаблению и, наконец, к отмиранию государства.

4. Всемогущество директоров государственных предприятий в Советском Союзе и в странах Советского блока в противоположность требуемому Марксом и Энгельсом руководству социалистических промышленных предприятий рабочими комитетами.

5. Претензии на непогрешимость «мудрого руководства» и суеверное преклонение перед авторитетом при сталинизме в противоположность к готовности свободно и открыто обсуждать проблемы, как мы находили это в сочинениях Маркса, Энгельса и Ленина.