Вольфганг Леонгард - Революция отвергает своих детей

Секретарша повела меня по проспекту Ленина, где мы остановились перед красивым, новым четырехэтажным домом.

— Это здесь.

Меня привели в большую кухню. К кухне была пристроена маленькая, боковая комната, в которой было достаточно места для кровати, стула и маленького ночного столика.

Сегодня мне такое жилье показалось бы убогим. Но тогда оно вызвало во мне чувство радостного удивления. До того времени я никогда не жил в Советском Союзе в комнате. В московском студенческом общежитии мы всегда вдвоем или втроем. В Карагандинском учительском институте нас было около 20 человек в комнате. Во время моих путешествий я был счастлив найти место в каком‑нибудь помещении, где люди спали вповалку. И вдруг мне предоставили одному отдельную кухонную нишу? Через два дня началась моя работа «инструктора» Карагандинского областного комитета МОПРа.

— Так вот, товарищ Леонгард, там ваш письменный стол. Он, правда, немного мал, но авось его вам хватит. Я уже положила вам все дела, может быть вы их для начала прочтете.

Я все еще был не совсем уверен:

— В чем же будет, собственно, моя работа?

— Вы будете опекать немецких политэмигрантов Карагандинской области.

Она передала мне список 58 немецких эмигрантов. В нем были указаны возраст, место рождения и адреса мест работы. Кроме того, я получил папку, в которой находились копии выданных удостоверений и имевшей до сих пор место переписки.

— Ваша задача будет состоять в том, чтобы находится в постоянной переписке с немецкими политическими эмигрантами. Вы должны быть в курсе дела, в чем они нуждаются, и выдвигать предложения, как мы можем им помочь. Если они будут нуждаться в удостоверениях, вы можете их выписывать и давать мне на подпись. Кроме переписки я предложила бы, чтобы вы в скором будущем совершили поездку по Карагандинской области, чтобы на месте посетить товарищи. Одновременно вы могли бы заняться существующими на местах организациями МОПРа. Как только мы получим продукты питания, мыло или текстиль, вы должны будете принять на себя их распределение между немецкими эмигрантами, причем в первую очередь нужно снабжать наиболее нуждающихся.

Я с усердием занялся моей новой работой, прочел все документы и составил план, в какой последовательности посещать товарищей. К сожалению, у нас не было ничего, что мы могли бы раздать, но я собирался после поездки составить список тех вещей, которые были наиболее необходим политэмигрантам, чтобы хоть потом иметь возможность подать товарищам сколь возможно спешную помощь.

Дни проходили очень быстро. Я постоянно вспоминал конференцию эмигрантов в декабре 1941 года и старался сделать все, чтобы помочь товарищам. Я был глубоко удовлетворен тем, что я не только получил какую‑то работу, но что это была работа, которая казалась мне насущно необходимой. До сих пор я смотрел на Караганду, как на временное местопребывание, теперь же я надеялся остаться тут подольше.

Однако через короткий срок суждено было наступить событиям, которые снова резко изменили мои планы.

Прошло примерно три недели со дня моего назначения на должность инструктора МОПРа. Ясным летним утром я шел, ничего не подозревая, на место моей работы.

Едва я успел войти, как секретарша МОПРа передала мне телеграмму:

— Вот это касается вас.

Я прочел: «Товарищ Леонгард должен немедленно прибыть в Уфу. Вилков».

Уфа? Я знал, что Уфа, столица Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики, находится примерно на три тысячи километров на запад от Караганды — следовательно мне предстояло новое далекое путешествие. Уфа? В этом городе находилось руководство Коминтерна и эмигрантское руководство германской компартии. Через несколько минут секретаршу МОПРа вызвали по телефону. Разговор был коротким.

— Вы должны сейчас же явиться в отдел кадров обкома партии.

Снова, как в ноябре 1941 года, я пошел на поиски по зданию обкома. На этот раз меня направили к одной из партийных секретарш отдела кадров.

— Меня зовут Вольфганг Леонгард. Меня только что вызвали сюда.

Она коротко и испытующе взглянула на меня.

— Нам телеграфировали из Уфы. Вы должны немедленно прибыть туда, — сказала мне партсекретарша строгим тоном.

— Там вы, прежде всего, явитесь в Центральный комитет МОПРа. Оттуда вас направят дальше. Лучше всего, если вы поедете, как можно скорей. Билеты и дорожный паек вы получите завтра утром у нас. Это было все.

Она также ни слова не сказала о том, почему я должен ехать в Уфу и кто такой этот легендарный Вилков. Я, конечно, знал, что о таких вещах спрашивать не полагается.

Еще за несколько недель до этого я несказанно обрадовался бы тому, что меня вызывают в Уфу. Я радовался этому и теперь, но моя радость, была несколько испорчена. Ведь я нашел работу, квартиру и друзей и все это я должен был покинуть, как раз в то время, когда я ко всему этому привык. Но делать было нечего. Я был воспитан в строгой дисциплине и передо мной была лишь одна задача — как можно скорее попасть в Уфу.

Сегодня я знаю, что в те дни произошел решительный поворот в моей жизни. Мне предстояло познакомиться с Советским Союзом с совершенно новой точки зрения. В те дни меня приняли в сословие партаппаратчиков.

Тогда мне было еще неясно, что это означает. Лишь позднее я начал ощущать, что я был освобожден от всех тягостных затруднений и превратностей, которые мне до того приходилось переживать. Мне уже не нужно было ночевать на вокзалах, не нужно было бороться за право прописки, не нужно было бегать по учреждениям и терпеть голод. Но одновременно мне суждено было понять, что жизнь партаппаратчика имела и свои теневые стороны — эта жизнь означала постоянный контроль и самоконтроль, по сравнению с которым моя прежняя жизнь — жизнь рядового человека в Советском Союзе, могла почитаться почти свободной.

Поезд из Караганды уходил поздно вечером. Мы снова ехали через пустыни Казахстана, которые мне суждено было видеть в последний раз. Мы ехали на север до Петропавловска и оттуда на запад до Уфы. Это был тот же путь, который я проделал в ноябре 1941 года под охраной в качестве принудительного переселенца. Теперь поезд шел в противоположном направлении. Для меня это было больше, чем географический поворот. Мы ехали в Уфу. В Уфе находился Коминтерн.

В 1941 году осенью Коминтерн был эвакуирован из Москвы в Уфу. Уфа, столица Башкирской АССР, расположенная в 1200 км от Москвы, не принадлежала к тем главным городам, куда шел поток эвакуации. Правительственные инстанции и дипломатические миссии нашли себе убежище на Волге — в Куйбышеве. Значительная часть промышленных предприятий была эвакуирована из западных областей России в Новосибирск и Челябинск; таким образом, эти города во время войны являлись основными промышленными центрами. Важнейшие научные архивы, самые ценные картины и музейные экспонаты в начале войны были перевезены в Томск. Алма–Ата и Ташкент в военные годы были центрами эвакуированных работников искусства и науки. Уфа расположена несколько в стороне и, быть может, как раз по этой причине туда и направился Коминтерн.