Филип Шафф - История Христианской Церкви Tом III Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

С другой стороны, Августин, который не более, чем донатисты, хотел, чтобы церковь лишилась святости, был вынужден провести разграничение между подлинным и смешанным или лишь видимым телом Христовым, так как лицемеры даже в этом мире не могут быть ни во Христе, ни с Ним, а только притворяются таковыми [675]. Однако он отвергал обвинение донатистов в том, что он делит церковь на две. По его мнению, это одна и та же церковь, в которой сейчас есть нечестивая примесь, но потом она будет чистой, так как Христос, некогда умерший и живущий вечно, Тот же, и теми же останутся верующие, которые ныне смертны, а однажды облекутся в бессмертие [676].

С некоторыми видоизменениями мы находим здесь зародыш протестантского разграничения между видимой и невидимой церковью. Невидимая церковь — это не другая церковь, но ecclesiola внутри ecclesia (или ecclesiis), меньшая община истинных верующих посреди всех называющих себя верующими, то есть подлинная суть видимой церкви, пребывающая внутри ее границ, как душа в теле, как зерно в колосе. В этом умеренный донатист и ученый богослов Тихоний [677]приблизился к Августину; он называл церковь двойным телом Христовым [678] , одна часть которого принимает христианство на самом деле, а другая — по видимости [679]. Здесь, как и в признании действенности католического крещения, Тихоний отошел от донатистов, но он был сторонником их взглядов на дисциплину и выступал против католического смешения церкви и мира. Ни он, ни Августин не придали этому разграничению ясного развития. В глубинах рассуждений они оба путали христианство с церковью, а церковь — с конкретной внешней организацией.

Руфин: Hist. Eccl., ii, 10. Иероним: Chron. ad ann. 366. Сократ: H. Ε., iv, 29 (все в пользу Дамаса). Фаустини Марцеллин(два пресвитера Урсина): Libellus precum ad Imper. Theodos., в Bihl. Patr. Luga. ν. 637 (в пользу Урсина). С этими христианскими рассказам о римском расколе можно сопоставить беспристрастное повествование языческого историка Аммиана Марцеллина, xxvii, с. 3, ad ann. 367.

Церковный раскол между Дамасоми Урсином(или Урсицином) в Риме не имел ничего общего с вопросами дисциплины, но проистекал отчасти из арианских споров, а отчасти из личных амбиций [680]. Ибо власть и великолепие при дворе преемников галилейского рыбака даже в то время были уже столь непомерны, что выдающийся языческий сенатор Претекстат сказал папе Дамасу: «Сделайте меня Римским епископом, и я завтра же приму христианство» [681]. Этот раскол — печальный пример насилия, связанного с выборами епископа в Риме. Выборы епископа были для римлян таким же важным событием, как раньше — избрание императора воинами претории. Они возбуждали у священников и народа разнообразные страсти.

Раскол начался со смещения и изгнания епископа Либерия за его ортодоксию и избрания папой арианина Феликса [682]по произволу императора Констанция (355). Либерий же, который в изгнании подписался под арианским символом веры Сирмия [683], в 358 г. был возвращен на должность, а Феликс ушел в отставку, но потом, как говорят, Либерии раскаялся в своем переходе в арианство. Однако разногласия продолжались.

После смерти Либерия в 366 г. преемником Петра были избраны Дамас от партии Феликса и Урсин от партии Либерия. Начались кровопролитные столкновения. Алтарь Князя мира был осквернен, и в церкви, в которой укрылся Урсин, сто тридцать семь человек погибли за один день [684]. В ссору оказались вовлечены и другие провинции. В конце концов, через годы, Дамас с помощью императора обрел бесспорное право занимать свою должность, а Урсин был изгнан. Заявления противоборствующих партий о приоритете и правомерности избрания их кандидатов, а также о том, кто был виновен в кровопролитии, настолько противоречивы, что мы не можем определить, чья вина была больше. Дамас, который правил с 367 по 384 г., в самом деле описывался как человек, в некотором отношении склонный к насилию [685], но он был образован, обладал литературным вкусом и принес пользу церкви, оказав покровительство составлению латинского перевода Библии Иеронимом и введя латинскую Псалтирь в качестве церковного песенника [686].

Иероним: Chron. ad ann. 864. Златоуст: Homilia in S. Patrem nostrum Meletium, archiepiscopum magnae Antiochiae (произнесена в 386 или 387 г., издание Montfaucon, Opera, tom, ii, p. 518–523). Созомен: H. Ε., iv, 28; vii, 10, 11. Феодорит: H. Ε., V, 3, 35. Сократ: H. E ., iii, 9; ν, 9, 17. См. также Walch: Ketzerhistorie, part iv, p. 410 sqq.

Раскол Мелетианв Антиохии [687]был тесно связан с арианскими спорами и продолжался больше пятидесяти лет.

В 361 г. большинство членов Антиохийской церкви избрали епископом Мелетия, ранее бывшего арианином и рукоположенного этой группировкой, но перешедшего, после избрания, к никейской ортодоксии. Это был человек красноречивый, умеющий убеждать, с приятными и любезным манерами, поэтому он пришелся по сердцу и католикам, и арианам. Но его неуверенность в вопросах учения оскорбляла экстремистов обеих партий. Когда он принял никейскую веру, ариане сместили его на соборе, отправили его в изгнание и передали его епископат Евзою, который ранее был изгнан вместе с Арием [688]. Католики отвергли Евзоя, но в их среде произошел раскол; большинство приняло сторону сосланного Мелетия, а более старая и более строгая ортодоксальная партия, которая стала называться теперь евстафианами и с которой общался Афанасий, не пожелала признавать епископа, который был посвящен арианами, хотя он и был католиком, и избрала Павлина, известного пресвитера, которого в качестве альтернативного епископа рукоположил Люцифер из Калариса [689].

Доктринальные разногласия между мелетианами и приверженцам староникейской веры в основном заключались в следующем: последние признавали три ипостаси Божьей Троицы, а первые — только три лика (prosopa); одни ставили акцент на троичности Божьей сущности, а другие — на ее единстве.

Восточные ортодоксы встали на сторону Мелетия, западные и египетские — на сторону Павлина, как законного епископа Антиохии. Мелетий, вернувшись из ссылки под покровительством Грациана, предложил Павлину объединить их паству, чтобы тот, кто будет жить дольше, руководил всей церковью, но Павлин отказался, потому что каноны запрещали ему сотрудничать с человеком, рукоположенным арианами [690]. Потом военные власти передали Мелетию собор, который раньше был в руках Евзоя. Мелетий председательствовал, как старший епископ, на Втором вселенском соборе (381), но умер через несколько дней после его открытия — став святым, но не в Римской церкви. Его похороны производили впечатление: перед его набальзамированным телом несли светильники, пели псалмы на разных языках, и эти почести повторялись во всех городах, через которые его провозили по пути в Антиохию, где захоронили рядом с могилой святого Вавилы [691]. Антиохийцы вырезали его изображения на кольцах, чашах и стенах спален. Святой Златоуст сообщает нам об этом в своем красноречивом восхвалении Мелетия [692]. Его преемником стал Флавиан, хотя Павлин был еще жив. В результате снова начались неприятности, вызвавшие негодование Римского епископа. Златоуст пытался примирить Рим и Александрию с Флавианом, но партия Павлина после его смерти в 389 г. назначила его преемником Евагрия (ум. в 392), и раскол продолжался до 413 или 415 г., когда епископу Александру удалось примирить остатки старых ортодоксов с преемником Мелетия. Две партии отметили свое воссоединение пышным праздником и продолжали существовать в согласии [693].