Евгений Акельев - Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Такие маленькие густонаселенные дворики и хижины в Зарядье соседствовали с несколькими крупными дворами знатных господ, на которых обитало множество крепостных дворовых людей. Так, в Кривом переулке с левой стороны, если идти от Варварки, сразу за Вознесенским подворьем, находился двор генерал-майора Ивана Ивановича Бибикова. Напротив него располагался огромный двор «генерала, кавалера, лейб-гвардии Семеновского полка подполковника и Ея Императорского Величества генерала-адъютанта» Андрея Ивановича Ушакова общей площадью более 4500 квадратных саженей. По соседству с начальником Тайной канцелярии Ушаковым во дворе площадью около 430 квадратных саженей проживал советник Иностранной конторы Иван Иванович Топильский с женой Пелагеей Тимофеевной в окружении двадцати трех крепостных слуг. Если свернуть в Мокринский переулок и пройти по направлению к церкви Николы Мокрого, можно было увидеть большой двор Никифора Кондратьевича Вяземского, бывшего воспитателя царевича Алексея [129].

С крупными богатыми дворами в Зарядье причудливо перемежались «пустые дворовые места», не восстановленные после пожара 29 мая 1737 года. По переписи 1742 года в Зарядье насчитывалось семь таких мест общей площадью около 2500 квадратных саженей.

Возможно, на один из таких запущенных дворов и привел Ванька Каин Петра Донского с солдатами. Некоторые арестованные на допросах показали, что их воровской притон находился в Зарядье на территории двора Петра Сабурова [130]. Однако ни в переписи зарядских дворов 1742 года, ни в исповедных ведомостях Китайгородского сорока 1740-х годов владение Сабурова в Зарядье не фигурирует. Поэтому скорее всего речь идет об одном из брошенных после пожара дворов, возможно, ранее принадлежавшем Сабурову. В «доезде» Петра Донского владелец двора, где расположился воровской притон, назван не был, что подтверждает заброшенность этого владения (иначе протоколист уточнил бы его принадлежность).

Надо думать, путь к этому двору лежал по извилистым переулкам, темным подворотням и лабиринтам зарядских дворов. Здесь наверняка были какие-то тайные лазейки, через которые в облюбованное ворами место проникали всякие подозрительные люди. Ночное появление отряда Сыскного приказа оказалось полной неожиданностью для обитателей притона.

Ночью 28 декабря здесь приютились 18 человек, многие из которых уже «напились пьяны» и улеглись спать.

Хозяином притона был слепой нищий Андрей Федулов, который был известен всему преступному миру Москвы под прозвищами Кубатенок и Кизяка. На допросе в Сыскном приказе он о себе рассказал, что раньше был купцом Алексеевской слободы, торговал мясом и проживал своим двором за Яузскими воротами в приходе церкви Николая Чудотворца на Студенце. Но с ним случилось несчастье: он «волею Божиею ослеп» и потому потерял трудоспособность. Вот и вынужден был Федулов продать свой двор, пойти по миру и поселиться на одном из заброшенных дворов Зарядья. Он был женат на Пелагее Никитиной, двадцати одного года, и имел на своем попечении семнадцатилетнюю племянницу Марфу Васильеву, отец которой был солдатом Преображенского полка и «в давних годех умре» [131]. На жизнь бывший купец зарабатывал «мирским подаянием». Кстати говоря, в ту ночь у него ночевал и четырнадцатилетний подросток Иван Михайлов сын Батыгин, который на допросе признался, что он «пропитание ныне имеет — оного Андрея Федулова важивал по миру» [132]. Но милостыня, как мы увидим чуть ниже, была далеко не единственным источником доходов Федулова.

Детали обстановки его жилища неизвестны, кроме той, что в эту зимнюю ночь его обогревал «истопок» (при обыске «на истопке, в земле» были обнаружены «два палаша солдацкие без ножен да кортик» [133]). Зато мы знаем, что кроме Федулова и его близких 28 декабря 1741 года здесь ночевали еще 14 человек.

Прежде всего, в «палате» бывшего купца были схвачены «мошенники» (то есть воры) — так они названы в «доезде», так же их назвал на допросе Федулов, да и сами они в Сыскном приказе повинились в многочисленных «мошенничествах».

Кондратий Федоров сын, 25-летний «фабричный», по прозванию Безрукий, на допросе показал, что жил у Андрея Федулова уже несколько месяцев, при этом хозяин и его жена «про то, что он, Кондратий, мошенник… ведали, потому что он сам им об этом сказывал». Двадцатилетний купец Алексеевской слободы Степан Гаврилов сын Жижин жил у «Андрея Слепого… с месяц… заведомо, что он мошенник». Беглый рекрут Иван Елисеев сын Буханов, «Харахорка он же», пятнадцати лет, «заведомо, что мошенник», остался у Федулова на ночь в первый раз. «И в ту ночь, пришед из Сыскного приказа подьячей с салдаты, и ево, Харахорку, взяли, и хозяина, и жену ево, и прочих и привели в Сыскной приказ», — показал он на допросе. Купец Казенной слободы двадцатилетний Михайла Васильев сын Рубцов, «Голован он же», мог считаться старожилом: «тому ныне года с полтора живет в Зарядье у слепого Андрея Федулова». Беглый солдат Максим Родионов сын Попов на допросе показал: «…сего году в праздник Рождества Христова пришел де он, Максим, в дом к приводному с ним слепому Андрею Федулову, к жене ево, Пелагее Никитиной, по знакомству, понеже де напред сего с ним торговали вместе съестным харчом. И жил де у него, у жены ево по сей привод заведомо, что беглой солдат и мошенник». «Фабричный» Иван Алексеев сын по прозвищу Дикой признался, что «недели две живет в Китай-городе у слепого Андрея Федулова без поручной записи» [134]. Замыкал список мужского населения притона семнадцатилетний оброчный монастырский крестьянин Максим Тимофеев сын Лылов, занимавшийся «сапожной работой» и проживавший в Кожевниках. Накануне в Зарядье он повстречался с Федуловым, который звал его к себе в гости. В хижине слепого нищего в компании «мошенников» Максим Лылов «напился пьян» и лег спать, и тут неожиданно нагрянули солдаты [135]. Кстати говоря, Андрей Федулов на допросе показал, что крестьянин Максим Лылов «пришел к нему в гости по знакомству для того, что жена ево (Андрея. — Е.А. ) строчила на него подрядные сапожные голянищи».

Кроме них, в «палате» этой ночью оказалось несколько временных жилиц Андрея Федулова. Солдатская вдова Аксинья Иванова дочь, после смерти мужа (он был солдатом Семеновского полка) скитавшаяся «по разным местам», в декабре 1741 года устроилась к «слепому Андрею Федулову», у которого жила «без поручной записи и без записи съезжего двора», а зарабатывала на жизнь шитьем «на разных людей платья». На допросе она утверждала, что «мошенников… не знает и заведомо краденого не покупала». Ее дочь Степанида Ивановна, послушница Страстного монастыря, на дни Рождественского сочельника была отпущена для свидания с матерью и вместе с ней была схвачена в хижине Андрея Федулова и приведена в Сыскной приказ. Тридцатилетняя вдова солдата Вятского пехотного полка Ирина Яковлева дочь вначале «мотала шелк» на одной из московских мануфактур, при которой и жила, потом около года была в работницах у мучника Семена Максимова на Таганке, но летом 1741 года от него «сошла» и поселилась у Федулова. Характер своих занятий в последние месяцы она не уточнила, но зато призналась, что «в тот дом приходили ко оному слепому мошенники… и про то, что они мошенники, она, Арина, ведала, а о том нигде не доносила простотою своею».