Евгений Акельев - Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

Таким образом, стоимость краденого платка могла составлять от трех до 15 копеек. Если вспомнить, что многие «мошенники», будучи работниками московских мануфактур и воспитанниками Московской гарнизонной школы, получали всего по копейке на день, а другие и вовсе были безработными бродягами, то такая добыча не покажется бедной.

Кража кошельков и денег требовала более «тонкой» работы, была более рискованной, но и сулила значительно больший заработок. Размер добычи карманников, охотившихся за кошельками, исчислялся уже не в копейках, а в рублях. Так, 1 марта 1744 года Данила Ячменев «в Вотчинной коллегии незнаемо у какого человека вынул ис кармана деньги два рубли пятнатцать копеек» [483], то есть всего за несколько часов вор «заработал» двухмесячную зарплату московского «фабричного».

Но самой желанной добычей для карманника были табакерки и карманные часы. Мода на их ношение, возникшая в странах Западной Европы, в 30–40-х годах XVIII века получила распространение и в России. Стоимость их была велика, но при их реализации на рынке краденых вещей цена существенно занижалась. Так, весной 1741 года Петр Ачка и Кузьма Легас продали украденные в Успенском соборе часы с серебряной цепочкой всего за пять рублей; Иван Стрелков сбыл на Красной площади серебряную табакерку подпоручика Ханыкова за 1 рубль 20 копеек, хотя незадолго до этого она была приобретена владельцем в овощном ряду за 20 рублей [484].

«В понедельник взято в Всехсвяцкой бане ввечеру 7 гривен. В четверг — 50 копеек и штаны васильковые. В Кузнецкой бане взято в четверг рубаха тафтана, штаны нижегородские, камзол китайчатой, крест серебреной. На Каменном мосту — 16 алтын. В субботу — штаны, кольцо, денег 1 рубль 20 копеек. Воскресенье — 1 рубль. В понедельник в Ямских [банях] взято 12 копеек, в городе 1 рубль 6 копеек… взято в Москворецкой [бане] 2 рубля 15 копеек… 10 рублей, в Ямских — 6 рублей 17 копеек» [485].

Этот текст — уникальный «дневник» (или, скорее, «бухгалтерский отчет») вора за несколько дней. Его автор — уже хорошо известный нам беглый солдат и «мошенник» Алексей Соловьев. Как мы помним, во время ареста преступника 28 декабря 1741 года в печуре Китайгородской стены из его кармана вытащили написанное его рукой повинное доношение со списком московских воров, которое он собирался предъявить в Сыскном приказе, «токмо подать не успел». Под списком содержалась приведенная выше запись, которая, казалось бы, напрямую не относится к содержанию доношения. Но можно предположить, что Алексей Соловьев, намеревавшийся сдаться властям и составивший с этой целью повинное доношение с реестром московских воров, начал готовиться к предстоящему допросу и восстановил в памяти несколько краж своей преступной группы.

Как бы то ни было, текст является уникальным свидетельством преступной деятельности компании московских воров в декабре 1741 года. Кто, кроме Алексея Соловьева, входил в нее, нам неизвестно. Но зато мы знаем, что из схваченных в конце декабря 1741 года «мошенников» в регулярном совершении краж в московских банях повинились семь человек: «фабричные» Иван Кувай, Афанасий Столяр, Кузьма Легас, Михайла Жужла, беглые солдаты Тимофей Чичов, Дмитрий Востряк и «праздноживущий» Иван Голый. Все они были включены Алексеем Соловьевым в его список московских преступников, а значит, могли принимать участие в кражах, которые перечислены их решившим покаяться собратом.

В записи Соловьева фигурируют четыре торговые (общественные) бани: Всехсвятская (возле Большого Каменного, или Всехсвятского, моста), Москворецкая (возле одноименного моста), Кузнецкая (многие преступники говорили, что она располагалась «за Петровским кружалом») и в Тверской-Ямской слободе. Именно эти четыре бани чаще всего упоминаются в показаниях других московских «мошенников». Кроме того, «специалисты» по банным кражам на допросах называли другие места совершения преступлений: «в селе Покровском в торговых банях», «на Бабьем городке в торговых банях», «на Крымском броду в торговых банях», «за Покровскими вороты за Земляным городом в Хомутовских торговых банях», «на Пометном врашке в торговой бане», «за Мясницкими вороты за Земляным городом у Житного двора, что за Красными вороты», «близ Ямской Коломенской слободы на Проломе» [486].

Из «дневника» мы видим, что воры «работали» в московских банях почти ежедневно, но при этом постоянно чередовали места краж: в один день они орудовали во Всехсвятской бане, в другой — в Кузнецкой, в третий — в Москворецкой, тогда же в торговых банях Тверской-Ямской слободы их ждала удача — была взята крупная добыча: шесть рублей 17 копеек.

Точно так же действовала другая группа московских воров, специализировавшаяся на кражах в банях, участники которой (Иван Яковлев сын Серков, Савелий Плохой, Гаврила Рыжий, Михайла Таракан, Андреян Болван) были пойманы Каином летом 1746 года. На «дело» они ходили «повседневно, кроме тех дней, в которые бань не топят», но места постоянно меняли. Например, осенью-зимой 1745-го они промышляли поочередно в бане «за Тверскими вороты у Триумфальных ворот в Земляном городе», «в Хомутовских торговых банях за Покровскими вороты за Земляным городом», «у Каменного мосту в Всехсвяцких банях», в бане «на Крымском броду», в торговых банях «в Тверской-Ямской слободе» и т. д. [487]

Такие воровские компании, регулярно совершавшие преступления в московских банях, состояли из трех-шести человек. Каждый из них играл свою роль, причем эти роли были неодинаковы по степени риска, поэтому члены группы исполняли их поочередно.

Нередко воры ходили на банные кражи в одной связке много лет, и за это время они становились настоящими виртуозами своего дела, достигая предельной четкости выполнения отдельных задач и слаженности работы всех звеньев. Один или два человека стояли «от банного двора поодаль», их задача заключалась в том, чтобы незаметно принять из рук «товарищей» краденое и уйти, а потом встретиться с ними в заранее назначенном месте. Например, когда в июне 1746 года в Всехсвятских банях Савелий Плохой в паре с Андреяном Болваном совершили кражу душегрейки, в карманах которой были деньги, серебряный крест и серебряные же запонки, Андреян «с того банного двора отдал» добычу поджидавшему их Михайле Таракану, который, «взяв то краденое, пошел к Алексеевской башне в лесной ряд, и он, Плохой, с показанными Андреяном Болваном с того банного двора пришли ко оному Таракану в лесной ряд, и те деньги розделили по себе». В другой раз кражу в торговой бане «за Мясницкими вороты за Земляным городом у Житного двора, что за Красными вороты», совершил тот же Савелий Плохой, а его сообщники Иван Яковлев сын Серков и Андреян Болван «от того банного двора стояли одаль» [488].