Леонид Наумов - «Кровавый карлик» против Вождя народов. Заговор Ежова

Интересно, что примерно так же считает и Ежов: «Показания Фриновского, данные им на предварительном следствии, от начала до конца являются вражескими. И в том, что он является ягодинским отродьем, я не сомневаюсь» и «Фриновский всплыл как ягодинец, в связи с чем я и выразил ему политическое недоверие».

Что-то такое они знали про Фриновского, что заставляло их сомневаться.

Очень выразительный рассказ об аресте Фриновского приводит С. Берия: «Сумбатов, один из чекистов, бывший в дружеских отношениях с Фриновским, рассказал мне (С. Берии. — Л.Н .) о его аресте. Последний, узнав, что за ним уже выехали, устроил у себя дома баррикаду. Конвой мог бы взять его штурмом или убить, но чекистам он был нужен живым. Отец поручил Сумбатову произвести арест Фриновского: «Если ты сам хочешь отвертеться от ареста, то для тебя это единственный способ». И Сумбатов согласился. Он плакал, рассказывая мне о том, как предал своего друга. Фриновский впустил его к себе, думая, что тот поможет ему выйти из этого безвыходного положения… Фриновский был расстрелян» [25, с. 60].

Странный рассказ. На что рассчитывал Фриновский, забаррикадировавшись у себя дома? И почему обязательно он был нужен живым? У Хрущева тоже остались воспоминания об этих днях в апреле 1939 г.: «Я случайно в то время находился в Москве. Сталин пригласил меня на ужин в Кремль, на свою квартиру. Я пошел. По-моему, там был Молотов и еще кто-то. Как только мы вошли и сели за стол, Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасного человека (?!), и это должны сделать как раз сейчас. Он явно нервничал, что случалось со Сталиным редко, но тут он проявлял несдержанность, как бы выдавал себя. Прошло какое-то время, позвонил телефон, Сталин подошел к телефону, поговорил и сказал, что звонил Берия: все в порядке, Ежова арестовали, сейчас начнут допрос. Тогда же я узнал, что арестовали не только Ежова, но и его заместителей. Одним из них был Фриновский. Фриновского я знал мало. Говорят, что это был человек, известный по Гражданской войне, из военных, здоровенный такой силач со шрамом на лице, физически могучий. Рассказывали так: «Когда навалились на Фриновского, то Кобулов, огромный толстый человек, схватил его сзади и повалил, после чего его связали». Об этом рассказывали как о каком-то подвиге Кобулова. И все это тогда принималось нами как должное». Странно, что Сталин нервничал, он что, ждал от ареста чекистов каких-то неприятностей? Может быть, его тревожил не арест Ежова, а именно Фриновского, о мыслях которого говорила Миронова: чекисты поднимутся «выше Сталина».

Подведем итог. В июле — августе 1938 года «северокавказцы» (Евдокимов, Фриновский, их сторонники) имели реальную возможность уничтожить Сталина и прийти к власти. Они не сделали этого прежде всего потому, что не поняли, что «момент настал». Не просчитали планов Сталина. В сентябре — октябре, когда планы Сталина прояснились и можно было рассчитывать на пассивную поддержку Ежова, успеху заговора помешал паралич воли наркома. Трудно было поверить, что спивающийся Ежов в состоянии противодействовать Берии, а Фриновского в наркомате уже не было. Сталин переиграл заговорщиков.

Кроме того, «мои глаза открылись по отношению к Фриновскому, — говорит Ежов в последнем слове, — после того, как провалилось одно кремлевское задание Фриновскому, о чем сразу же доложил Сталину». Что это за «кремлевское дело», которое Фриновский «провалил»? Интересно, что Ежов не уточняет деталей. При этом он в курсе дела, но поручение дано Сталиным именно Фриновскому. На поверхности лежат две даты — 17 февраля и 17 июня 1938 г.

Начнем рассказ с неожиданного на первый взгляд прочтения одной вроде бы хорошо известной истории. В принципе комментирование мемуаров не является задачей этого исследования, но логика развития событий заставляет отступить от первоначального замысла.

Выше уже говорилось, что по расстрельным спискам, представляемым центральным аппаратом НКВД («Москва-Центр») можно точно датировать заметный скачок в ходе «большой чистки». Заметный скачок в количестве арестованных номенклатурных работников приходится на апрель — май 1937 года, причем этот скачок приходится в первую очередь на аресты офицеров НКВД и РККА. Какие события подтолкнули всплеск репрессий?

17 февраля 1938 года заместитель наркома М. П. Фриновский позвонил заместителю начальника ИНО НКВД Слуцкого Сергею Шпигельглазу и сказал: «Зайдите ко мне!» В просторном кабинете Фриновского Шпигельглаз прежде всего увидел странную фигуру Слуцкого, бессильно сползшую с кресла. На столе перед ним стояли стакан чая и тарелка с печеньем. Слуцкий был мертв. Шпигельглаз сразу же подумал, что Слуцкого убили, но лучше было не задавать вопросов. Нервничая, он предложил позвать врача, однако Фриновский заметил, что врач только что был и «медицина тут не поможет». «Сердечный приступ», — небрежно добавил он с видом знатока» [32] — так об этом событии рассказывает майор ГБ Александр Орлов в своих воспоминаниях 1953 года.

По рассказу очевидно, что для Орлова источником информации о том, что произошло на самом деле, мог быть только Шпигельглаз. То есть сигнал Орлову о том, что Слуцкого убили, сообщил именно он. Не умер, а убили. Зачем это было ему нужно и когда он это сделал? Дело в том, что в мемуарах Орлова не рассказывается о встречах Орлова и Шпигельглаза после февраля 1938 года. Это не значит, что их не было, видимо, были. Просто почему-то Орлов об этом ничего не рассказывает.

Примерно об этом же говорилось и на следствии в 1939 году. Начальник спецотдела Алехин подтвердил, что Слуцкий был отравлен по приказу Заковского и Фриновского. Вроде бы Заковский усыпил Слуцкого хлороформом, а потом ему сделали инъекцию, но, конечно, Орлов не мог об этом знать. Про участие Заковского Шпигельглаз же ничего не говорит, но он мог зайти позже, когда Заковского уже не было.

В зарубежные резидентуры Шпигельглаз разослал письмо, информирующее о смерти Слуцкого. По просьбе Фриновского Слуцкий был охарактеризован в этом письме как «верный сталинец, сгоревший на работе» и «крупный деятель, которого потерял НКВД». Эта фразеология должна была усыпить подозрения тех немногих ветеранов Иностранного управления, которые все еще находились за границей [32].

Зададимся вопросом: от кого так скрывал правду Ежов? От иностранной резидентуры, как утверждает Орлов?

По версии Орлова, «в то время как разгром всех остальных управлений НКВД завершился очень быстро, аресты сотрудников Иностранного управления производились с большой осмотрительностью и были, так сказать, строго дозированными. До тех пор, пока начальник этого управления Слуцкий находился на своем посту, многим казалось, что Сталин решил не ослаблять это управление поголовными арестами, а, напротив, поберечь наиболее квалифицированные кадры, знающие заграницу и владеющие иностранными языками» [32]. Орлов считает, что Слуцкого продержали на посту начальника ИНО так долго — до февраля 1938 г., только потому, что Ежов нуждался в его имени, чтобы не потерять зарубежную резидентуру. Но к февралю 1938 г. он стал уже не нужен.